Филин схватил очки, кое-как протер, нацепил на нос. Сердце замерло, упало вниз, сквозь мокрый асфальт на рельсы. «Она! Никакой ошибки!» Большие, широко посаженные глаза, крохотный рот, торчащие уши, а пальцы длинные-длинные, как паучьи лапы. Грань красоты и уродства. Макс растерянно хлопал глазами, будто пытался определить, не повредились ли очки. «Ну, заговори с ней!» Язык присох к небу.
— Вам плохо? Отойдемте в сторонку. Извините, я не нарочно! Вы сильно ушиблись? — открылся голубой, в белую полоску зонтик, будто выключили ветер и дождь. Макс с надеждой ощупал лоб. Так и есть — шишка. «Ну, не тяни же! А то уйдет!» Не умел Филин флиртовать без драйва. Выдавил через силу:
— Можно с вами познакомиться? — покраснел, пятнами пошел. «Ну, дурак дураком».
— А вам это нужно? — взгляд прямой, спокойный, ни капли кокетства. — Вы ведь женаты, — кивнула на кольцо.
Он улыбнулся. Почему-то с облегчением.
«Разве так прямо говорят? Обычно молча смотрят, переживают».
— Просто поговорить с кем-то хочется. Все не так: дома, на работе, и тут — это! — потер шишку. «Ты еще скажи, что Шредера поймать не можешь! Пожалуйся!»
— Тогда ладно, а то у меня парень есть.
«Что ж, ты готова время впустую тратить? Точно марсианка!»
— Хороший он у тебя? — Филин перешел на «ты».
— Да! — улыбнулась. — Добрый, веселый!
«Это точно! Как завалит кого, веселится, доброта, блин!»
— Меня Макс зовут.
— Леся.
— Может, провожу?
— Давай!
Под голубым зонтиком, будто под ясным небом, тепло и уютно. На него накатило, прорвало. Жаловался на жизнь, на начальство, на свою незадачливость. Все, как на духу, только вместо следака IT-менеджером назвался, ведь он тоже с информацией работает. Легко с ней было, словно знал ее давно, как сестренку или подругу детства, даже внешность уже не резала глаз. Остановились у торца розовой пятиэтажки.
— Дальше не надо, сама пойду. Всего хорошего! Может, увидимся еще! — легко зашагала по узенькой дорожке.
Макс проводил ее взглядом до подъезда, осмотрелся, запоминая название улицы и номер дома.
Отхлебнул «энергетика» из банки, прислонился к шторе виском. «Так и есть, Леська! Что это за хмырь с ней? Толстый, в очках, оглядывается, следит, в какой подъезд вошла, неужто мент?» Тревога просачивалась, как ледяной ветерок сквозь щели в раме. Шредер всегда верил чутью. Потому и жил до сих пор. Двадцать шесть лет для «солдата удачи» — это возраст. Именно солдат, не псих, не маньяк. Растит из полоумных придурков убийц, террористов и другой «материал», под заказ, за плату. Все по понятиям этого тухлого мира: товар — деньги — товар. Не он создал эту грязь, он лишь лепит из нее поделки. Что поделаешь, работа. Люди — быдло, если зарежу пару баранов, не беда. Своими руками Шредер убивал лишь дважды: при посвящении и когда промах вышел с одним хреновым наркошей. Система давно нуждается в перезагрузке, иначе нельзя.
Хлопнула дверь.
— Витя, Витенька, вижу, ты здесь! — скинула мокрые туфли, подбежала, обняла.
К чертям философию! Инакость возбуждала, сносила башку даже через год после знакомства. Хрупкое, тонкое тело. Опасность раззадоривала. «Сколько у меня еще осталось мгновений, минут и вдохов?» Рванул голубой плащ, посыпались пуговицы. Длинные белые волосы на черном шелке, краешком мысли: «Ждала, готовилась, не ее цвет!»
Успокоившись, сжал ее длинные пальцы.
— Что за хмырь был с тобой? Я видел в окно!
— Из метро выходила, его дверью по лбу ударила, — улыбнулась смущенно.
— В-о-о-т такую шишку ему набила, очки чуть не сломала. То да се, разговорились. Максом зовут. Непутевый он, нескладный, жаль его, — зябко закуталась в одеяло, села, облокотившись о стену.
Шредер вздохнул:
— Всех тебе жаль: то бабку, то шавку помойную, то вот этого типа! Почему ты такая, морлошка моя?!
Не было у нее ничего общего с фантастическими каннибалами— морлоками. Просто он так обозначал уродство, частицей которого считал и доброту.
— Ты же не сердишься на меня! — не спрашивала, утверждала.
Да. Он и сам не понимал, почему. Не признавал самого главного: того, что рядом с ней война, вечная война, затихает, отходит на задний план.
Тревога вернулась со стуком дождя по стеклу. Нужно уйти, исчезнуть, по возможности не оставив следов. «Здесь нет моих вещей, ни одной. А Леська не знает Шредера. Как они на нее вышли? Или это все паранойя, бред? Нет, землю роют из-за того, мелкого. Дернул черт полезть туда. Децил-козел виноват, он ответит!» Резко встал, быстро, по-солдатски оделся.
— Что-то не так? Даже чаю не попьешь? — Олеся была явно расстроена.
— Прости, малыш, дела. Не жди меня скоро. Но знай: приду, найду, не забуду!
Поцеловал, потрепал по щеке, как любящий муж, уходящий на работу. Она кивнула, лишние вопросы — не ее стиль.