Все эти дни Олеся не находила себе места. Разговор с Максом не давал покоя. Виктор и Шредер — одно лицо. Она могла и раньше догадаться, что он бандит. Но разве это важно, когда чувствуешь себя любимой? Да, друг часто исчезал, но она всегда была уверена, что он вернется. Этот человек не мог ее бросить, что бы ни говорил и ни думал, слишком крепка между ними связь. Олеся так чувствовала, и не нужно никаких гарантий. В тот вечер, когда ушел придурочный мент, вдруг стало ясно: Виктор больше не придет. Опасность всегда составляла всю его жизнь. А недавно отвернулась удача.
Уже ничего невозможно сделать: его либо уже нет, либо вот-вот не станет. Такие, как он, не достаются милиции, напрасно суетится Макс. Олеся не плакала, а будто впала в оцепенение, не выходила из дома, ни с кем не общалась, просто позвонила на работу и сказала, что приболела. Она просматривала все сводки происшествий в Сети и по ТВ, чтобы найти одну-единственную, которая поставит точку.
Олеся уже три часа сидела за кухонным столом, медленно потягивая пятую чашку кисло-сладкого красного чая, со стены монотонно бормотал телевизор, она, казалось, не обращала на него никакого внимания и старательно складывала домик из светло-коричневых сахарных кубиков. Диктор резво заявила: «Очередное самоубийство готов на Алтуфьевском шоссе!» Олеся прибавила звук, глянула на экран. Облезлая серо-белая высотка, машины, люди, темная кровь на асфальте. Громоздкий, бесформенный куль под синей клеенкой. Вылезшая нога, черный кожаный кроссовок, полоска белого тела. Камера скользнула вглубь двора, вернулась назад. Крупным планом башмак, задравшаяся брючина. Снизу, на голени, крупное родимое пятно, похожее на амебу с ложноножками. Олеся вздрогнула, уронила чашку, рассыпался, стал быстро таять сахарный домик. Особая примета, которая не видна первому встречному. Сомнений нет. Грустно и холодно. Звуки доходят с трудом.
— Трупы не опознаны! Основная версия — суицид. Свидетели видели двоих мужчин на крыше.
Диктор болтала что-то еще, потом побежали титры. Олеся нажала кнопку на пульте, мельком глянула на липкую красную лужицу на столе.
«Не опознаны… Ни документов, ни ключей, ни зацепок…»
Дернулась. Кинуться посмотреть, опознать… Но ведь она не знает даже имени. Для нее он — Виктор. Для ментов — Шредер. А кто на самом деле? Любимый. Олеся заплакала впервые за эти дни.
Тихая улица, справа больничный комплекс. Типовое одноэтажное здание морга за глухим бетонным забором. Табличка, залапанный звонок. Валерий нажал на кнопку, раздался громкий басистый лай, под калитку просунулась огромная оскаленная морда. Загремели засовы, охранник брезгливо скривился над документами.
— Вам вон в ту дверь. Следователь уже ждет!
Валерий шагнул в указанном направлении, резко звякнул натянутый трос, раздалось глухое рычание. «Если бы все так работали, как этот пес!» Под навесом мешки, ящики, старая мебель. Комнатка для посетителей, въевшийся горьковато-сладкий запах, знакомый с институтских времен, ни с чем не перепутаешь. Лугов принюхался, осмотрелся и ухнул в студенческую юность. Бравада, нарочитая удаль. Подумаешь, жмурик! Надел резиновые перчатки и отгородился от жесткого стылого мяса. Это только учеба, а жизнь (и смерть, соответственно, тоже) — где угодно, только не здесь. Да и кто всерьез думает о смерти в двадцать лет? Сейчас декорации те же, но будничность ужасает. Валерий встал со скрипучего кресла, заставил себя осмотреться. Изъеденная плесенью крашеная стена, белые жалюзи на окне, взгляду не за что зацепиться. Тревога не уходит. Только бы не видеть деда… Сделать ничего нельзя. Неотвратимо, как уже начавшееся падение. Зажмуриться и принять удар. Нечего тянуть. Лугов шагнул к двери и налетел на Диковского. Невысокий, упитанный сыщик, как мячик, отскочил в сторону и хихикнул:
— Все в бой рветесь, хорошо! Только полегче, пожалуйста! — пустяк не мог испортить настроения, Макс сиял, будто невеста перед свадьбой. Еще бы, такое дело раскрыл! Валерия его радость раздражала, хотелось осадить, подковырнуть.
— А как же Шредер? — спросил, не тратя сил на церемонии.
Следователь опешил, улыбка из счастливой стала немного смущенной, но всего на мгновение. «Ну и сволочь же ты! Как всегда, в точку! Ничего на него нет! Все, что было, — пшик! Бандюки, и те от всего открестились! Один Децил остался, да и то юлить начал, зараза!»
— При чем здесь Шредер? Вашу жену никто не похищал! Это главное! А что до розыгрыша, то это, во-первых, еще надо доказать. И мы, конечно, займемся со временем.
«Еще бы сказал, что я все выдумал! Но было логово в лесу, на берегу тощей речки». Он снова ощутил холод, ужас, дыхание смерти и впервые порадовался, что жив.
Макс решил не затягивать. К чему эти разговоры о Шредере? Ясно, никто не будет его искать, если нового ничего не выплывет. Не дай бог! Суеверно сплюнул через плечо.