Уэллбридж порывисто поднялся с дивана и, внимательно глядя на вошедших, быстро пошёл им навстречу, будто спешил отгородить их своей широкой спиной от начальника. А вслед ему звучал спокойный голос полковника:
— Тоже из питомцев нашей школы и тоже авторы учебников.
Как бы торопясь, чтобы ему не помешали, Уэллбридж схватил руку Осипова:
— Когда кончили школу?
— Пять лет назад.
— Какого происхождения?
— Крестьянин.
Уэллбридж, не скрывая удивления, выпустил его руку и обернулся к Турбину.
— Вы хотели осмотреть школу, — сказал полковник, — машина ждёт нас.
Через полчаса мы подъезжали к аэродрому… Над лётным полем кружил истребитель. На старте был выложен крест, запрещающий посадку. У края аэродрома стояла небольшая группа людей, с нескрываемым волнением следивших за истребителем.
— Что случилось? — спросил полковник.
— Одна нога шасси подломилась, — доложил начальник лётной части.
Я видел: полковнику хотелось отвлечь внимание Уэллбриджа от предстоящей посадки, но тот упрямо не давал увести себя к ангарам, которые неудержимо старался показать ему полковник. Кончилось тем, что повреждённый самолёт на глазах всех нас вышел на посадку. Лётчик выровнял машину. Одинокое колесо коснулось площадки, взметая клубы смешанного с песком снега. Поддерживая машину элеронами от сваливания вправо и левой ногой не давая ей развернуться на пробеге, лётчик спокойно вырулил на своё место. Самолёт мягко черкнул крылом по снегу и замер, грустно накренившись. Была только слегка помята консоль.
Глянув на Уэллбриджа, я заметил, что улыбка тронула его энергичный рот.
— Мастерская посадка, — сказал он начальнику школы, будучи не в состоянии скрыть восхищения, но тут же поспешил снизить впечатление своей похвалы: — Поверьте мне, — уверенно сказал он мне с усмешкой, — крестьянина вы никогда не научите так летать. Чувствуется рука, привыкшая к машине. Советую вам зубами держаться за таких инструкторов.
— Но… — полковник на секунду запнулся — это не инструктор, а ученик.
Уэллбридж улыбаясь сказал мне по-английски:
— Мне не хочется обижать полковника, а то я сказал бы ему, что обман хорош тогда, когда он не заметён.
Тем временем из самолёта спокойно вылез лётчик и направился к нам. Это был крепкий безусый парень с пылающим от зимнего загара лицом. Он уверенно подошёл к полковнику и, приложив руку к шлему, отрапортовал:
— Товарищ полковник, курсант Воеводин из учебного полёта прибыл.
Уэллбридж быстро обернулся к Воеводину. Первый раз в жизни я заметил в его взгляде растерянность.
Так же, как во время беседы в школе, Прохор стоял за спиной Уэллбриджа и сердито курил.
— Прошу в классы, — сказал полковник и вышел в длинный коридор.
Следом за ним широко шагал Уэллбридж. Его рыжие брови всё еще были удивлённо подняты.
— Встать смирно! — неслось нам навстречу по спальням, где в два яруса высились койки курсантов. Ряды коек уходили вдаль бесконечной вереницей. Койками были заполнены комнаты, залы, коридоры.
— Встать смирно-о-о! — гремело всё дальше и дальше под старыми сводами дома.
Перед сложными чертежами самолётного оборудования, перед вращающейся махиной сверкающего сталью мотора, перед чёрной доской, заполненной формулами, стоят молодые люди. В руках преподавателя — тетрадь с конспектом вызванного к доске. На почерке печать ещё не установившейся молодой руки. Но ответы курсанта уверенны и твёрды. Вызывают другого. Он неверно изображает силы, действующие на крыло самолёта в штопоре.
— Кто соревнуется с Абдуллиным? — спрашивает преподаватель.
— Курсант Кузьмин, — докладывает быстро поднявшийся из-за дальнего стола юноша.
— В чём ошибка Абдуллина? — спокойно спрашивает преподаватель.
Кузьмин у доски. Он исправляет чертёж соревнующегося с ним товарища.
— Я хочу спросить, — неожиданно говорит Уэллбридж и всем телом поворачивается к Кузьмину: — Ваше происхождение?
— Крестьянин села Аксубаево, Татарской республики.
— Раз крестьянин, — внушительно говорит англичанин, — значит, непартийный человек?
— Я хоть и не член компартии, но комсомолец, — отчеканил Кузьмин.
— Вам… трудно учиться? — с запинкой опрашивает Уэллбридж.
Кузьмин с секунду удивлённо глядит на англичанина, на меня, на товарищей и, как бы извиняясь, что вынужден огорчить гостя, говорит:
— Почему же? Я — круглый отличник.
Начальник учебной части — пожилой майор вставляет:
— Итоговая успеваемость прошлого выпуска: отлично — шестьдесят пять процентов, хорошо — тридцать пять процентов. В этом выпуске дело идёт лучше.
Молча, славно удивлённые друг другом, продолжают глядеть один на другого: большой, тяжёлый Уэллбридж с внушительными пучками рыжих бровей над строгими глазами и коренастый, маленький курсант Кузьмин, с лицом, носящим следы оспы, с остриженной под машинку головой.
Англичанин, выходя из задумчивости, спрашивает:
— Школа и… на фронт?
— Безусловно, — твёрдо отвечает Кузьмин. Полковник отворяет дверь класса, раздаётся команда:
— Встать смирно!
Уэллбридж выходит сосредоточенный. Его рыжие брови опустились на место.
Когда на одной из станций Уэллбридж вышел из вагона, мой взгляд упал на открытую страницу его путевого блокнота: