Точка зрения

«Быть может, и нельзя поверить всему этому, не увидев собственными глазами всего, что я видел. Но я видел и должен верить. Не смею не верить. Русский рабочий — замечательный лётчик и командир. К этому мы привыкли, и в этом нет уже ничего удивительного. Но, чтобы поверить тому, что тысячи вчерашних колхозников стали отличниками авиационной школы и уходят на фронт готовыми пилотами, для этого нужно самому увидеть их склонённые над тетрадями стриженые головы, нужно своими глазами видеть в самолёте мистера Кузьмина из деревни Аксубаево и его преподавателя мистера Вотинцева — крестьянина удмурта. Страна может дать миллионы пилотов. Это — правда. Несмотря ни на что, она готовит их тысячами. Я этому уже верю…»

Я оторвал взгляд от записи, заслышав твёрдые шаги Уэллбриджа. Он поспешно вошёл с пустым чайником.

— На станции нет воды? — спросил я. Он быстро глянул на свой раскрытый блокнот, сложил его и сунул в карман.

— Нет, я занял уже очередь, — сказал он, делая вид, будто вернулся вовсе не из-за своего блокнота.

Сидящий в своём углу Прохор проводил англичанина критическим взглядом и довольно мрачно пробормотал:

— Чему только их учат в этих колледжах. Не могут понять самых простых вещей. Не стерплю я, друже, и выложу ему свою точку зрения.

С тех пор прошло довольно много времени. Прохор снова уехал на фронт, а меня судьба опять занесла в один из приволжских городов. Войдя в ресторан гостиницы, я сразу узнал широкую спину Уэллбриджа. Он сидел за стаканом чая, от которого сильно пахло коньяком, и сосредоточенно дымил трубкой. Увидев меня, он радостно махнул мне:

— Идите сюда, Ник.

После нескольких приветственных фраз он полез в карман, и я увидел на столе знакомый уже мне чёрный дорожный блокнот. Уэллбридж быстро листал его.

— Как вам это понравится? — сказал он, останавливаясь на странице, которую я хорошо помнил: то была запись о лётной школе. — Полюбуйтесь, — его трубка сердито зашипела, и моим глазам предстала размашистая приписка, сделанная по-русски в конце страницы: «Постарайтесь уверить всех англичан, что из нашего мужика выходит не плохой лётчик. Вам же лучше будет». — Каково? — сердито спросил англичанин. — Я бы дорого дал, чтобы узнать, кто это написал.

Я мог только недоуменно пожать плечами и постарался перевести разговор на другой предмет, хотя готов был поклясться, что где-то видел уже почерк, которым была сделана эта приписка.

Вернувшись к себе в номер, я тотчас лёг. Но стоило мне закрыть глаза, как передо мною тотчас встала та же надпись, сделанная уверенным, твёрдым почерком. Положительно он был мне знаком, — то была рука Прохора.