Точка зрения. О прозе последних лет

Оборотной стороной «комплиментарной» является стиль разгрома. В. Бондаренко («Игра на занижение») торжественно заклинает: «Настала пора поговорить о „литературе“, которая существует рядом с литературой, то есть „о книгах, которые будто ставят перед собой цель ни о чем не говорить всерьез, все, что можно (и даже то, что нельзя) измельчить, занизить“». Но разве не «настала» эта «пора» гораздо раньше? Наша критика — уже давно — с гневом писала о масскультуре и о «китче» в нашей прозе, о «красивой жизни», изображением которой упивались беллетристы.

Все это было. Но В. Бондаренко почему-то об этом забывает.

Кого же он разоблачает? За откровенными намеками угадываются Евтушенко, Вознесенский и Окуджава, использующий «огромный интерес читателей к прошлому своего народа». Вот где таится главная опасность: «Бывшие „прогрессисты“ пропагандируют пошлость, зарабатывают дешевую славу и популярность». Ими же, оказывается, «внушается» мысль: «все мы грязненькие, всем нам одна дорога». Бросается «прогрессистам» и обвинение «в отсутствии художественного идеала вообще». Вместо того чтобы действительно проанализировать реальные недостатки прозы или поэзии, идут «коварные» вопросы: «Во имя чего постоянные жалобы на плохое обслуживание, на мрачные стены, на хамство врачей?» (В былые годы сказали бы проще: очернительство!) Или — почему литератор «так не любит своих современников»?

Критическое перо В. Бондаренко не «задерживается» на конкретных произведениях. К доказательствам, к надежной аргументации он не прибегает. В статье торжествует стиль натиска, лихого кавалеристского наскока. От пародиста А. Иванова, обвиненного критиком «в сознательном оглуплении строчек О. Фокиной», он легко перепрыгивает, например, к Стругацким, которые, оказывается, утверждают в своем творчестве мысль о том, что «в будущем нас ожидает то, что было в прошлом, — безверие, цинизм, опустошенность». От постановки «Ревизора» в театре «Современник» — к ленте «Москва слезам не верит», от А. Русова к И. Штемлеру — автор буквально порхает по произведениям, жанрам, различным областям искусства, не утруждая себя анализом. Более того: и Стругацких, и А. Иванова, и Е. Евтушенко, и многих прочих В. Бондаренко прямо связывает с буржуазной массовой культурой. На основании какого реального литературного текста делаются такие оскорбительные выводы, остается неизвестным.

Каково же понимание самим критиком литературы и русской истории, продемонстрированное в статье?

«Оставим на совести автора (В. Сосноры. — Н. И.) крайне отрицательное отношение к Екатерине Второй», — гневно пишет критик. Заявление более чем поразительное и обескураживающее. Или сердцу критика ближе иное, позитивное отношение к императрице? Тогда пусть читает В. Пикуля, который, видимо, полнее удовлетворит его литературную и историческую жажду! Но «Фаворит» В. Пикуля почему-то не входит в число авторов, подвергнутых критике за «игру на занижение». Зато строчка из В. Сосноры — «сводный отряд казаков так перепился, что казаки не узнавали своих коней» — критика глубоко возмущает. Бедные «опороченные» В. Соснорой казаки… Бедная императрица… Наконец-то нашелся им достойный защитник!

Статья В. Бондаренко продемонстрировала опасность другого рода конъюнктурщины — конъюнктурщины новой «критичностью». Поражает и то, как легко забывает критик о том, что он говорил только вчера. Сегодня он горячо отстаивает тезисы прямо противоположные, но при этом делает вид, как будто с ним лично ничего не произошло. Вчера он защищал «прозу быта», а писателей, от Афанасьева до Курчаткина, использующих «мелкоскоп», относил к лучшим писателям наших дней — сегодня гневно вопрошает других, помоложе: «Откуда такая любовь к мелкой жизни?»

Только вчера смелый В. Бондаренко предъявлял чрезвычайно резкие претензии роману Ю. Бондарева «Выбор» («Дон», 1981, № 7). А сегодня он поучает примером Ю. Бондарева других писателей — и ставит его имя в ряду прозаиков после В. Шукшина и перед В. Распутиным.

Утверждавший только что в качестве огромного литературного достижения пресловутую «амбивалентность», поставивший ее «во главу угла» творческого метода «сорокалетних», сегодня пишет: «Приходит время большой нравственной жесткости». Так когда же В. Бондаренко был прав — вчера или сегодня? Можно об этом задуматься — тем более, что автор призывает к «нравственной жесткости»?..

Но оставим эти головокружительные превращения «на совести автора», по любимому выражению самого В. Бондаренко.

Проблема стоит шире…

В известной «новомирской» статье «Об искренности в литературе» (1953) критик В. Померанцев утверждал, что только сила искренности писателя и критика способна уничтожить горы навороченной за годы культа личности словесной лжи.