– А давай-ка займемся этим, – предложил Чарли. Это было его реакцией на любые травматические ситуации, и Ромашка с теплотой вспомнила те разы, когда она была пришпилена им к земле посреди какого-нибудь хаоса: демонстрации, которую разогнали в Стоунхендже, под полицейским фургоном, у ее родителей, прямо после семейного обеда, и, пожалуй, самый необычный перепихон – в универмаге Сейнсбери, в два часа ночи, в секции мороженых овощей. Было крайне затруднительным сделать вид, будто они столько времени обсуждают, взять ли им вегетарианских сэндвичей или индейку, которая немало побегала по грязи Эссекса, прежде чем ее зажарили. Обычно сексуальное желание с годами сходит на минус, но в их случае, даже после стольких лет вместе, присутствовала не только обоюдная жажда долгого и медленного секса, но и радость от скоростных контактов, пока Биг Бен отбивает полдень.
В этот раз все произошло на полу их неубранной гостиной, и если бы кому-то из них было интересно, то они могли бы заметить отблеск от линз бинокля, когда их сосед напротив, давнишний незаметный участник их сексуальной жизни, вознес хвалу своей удаче за прекрасный вид и быстренько прервал свой звонок на местное радио, боясь, что задрожит голос. Ромашка и Чарли обладали еще одной способностью: обсуждать различные аспекты своей жизни во время секса, так что тема вступления Билли в члены группы по управлению гневом была продолжена и сопровождалась вскриками и похрюкиваниями, создавая таким образом для слушателя с другой стороны стены эффект порнофильма, включенного одновременно с новостями. А слушатель, надо сказать, имелся – костлявая старуха, чьим смыслом жизни было выселить эту парочку из квартиры. Для этого она фиксировала каждый звук, который был громче шепота, после чего доставала местный ЖЭК каталогом стонов, всхлипов, вскриков и стуков, производимых Ромашкой и Чарли. Однако факт использования для этого старого стетоскопа соседка от властей скрывала.
Чарли и Ромашка знали о том, что она пытается их выжить, но как хиппи и христиане старались быть с ней вежливыми. Это вызывало абсолютно противоположную реакцию, и женщина, миссис Эдит Чаллонер, была так груба с ними, что у них не оставалось другого выбора, кроме как ненавидеть ее. Они называли ее «Мамаша месячные» за отвратительное поведение, которое случалось и у Ромашки, но только раз в месяц. Она несколько раз предлагала Чарли зайти к соседке и придушить ее подушкой, но дело ограничивалось тем, что Чарли подливал ей в заварку слабительного.
– Ух бля, – выдохнул Чарли, кончая, но не прерывая разговора. – Нам надо отложить предложение Билли пойти на группу, ты не считаешь?
– О'кей, – визгливо ответила Ромашка, откатившись в сторону.
Тем временем Билли оставался в неведении относительно всей этой умственной деятельности, направленной на него. Он сидел в пабе, поджав под себя ноги, размышляя над разговором с Ромашкой, гадая, как далеко зайдут эти чертовы бабы, вмешиваясь в его жизнь. Он предположил, что следующая попытка будет исходить от Марты, и с нетерпением ждал этого. Ему было интересно, с чем выступит эта беременная старая овца. Ему также было интересно, участвовала ли в этом Сара и не с ее ли подачи все началось, но совершенно верно предположил, что она была бы расстроена, узнав об этом, поскольку понимал, что уровень ее самоуважения был примерно таким же, как у пескаря, и она бы разрекламировала любой эмоциональный всплеск, который мог вызвать сочувствие со стороны друзей или семьи. Семья вряд ли: Сара не виделась с матерью уже около пяти лет и никогда не знала своего отца, а значит – именно подруги могли предложить ей поддержку, которой не давала семья.
У Ромашки был роман с машиной. Она записалась на уроки вождения и не стала говорить об этом Чарли, поскольку знала, что он ненавидит машины и считает, будто они прекрасно могут обходиться велосипедами, разве что иногда доехать до дома автостопом в каком-нибудь вонючем грузовике. Но Ромашку достал велосипед. Езда на нем напоминала поездку на конвейерной ленте через страну глумливых насмешников, и каждый раз, когда она садилась в седло, ее сердце замирало в ожидании грядущих оскорблений. Из-за этого Ромашка совершала глупые ошибки, например, однажды въехала в фонарный столб на виду у группы мальчишек, которые, естественно, чуть не описались от смеха, наехала на идущую по «зебре» старушку (увы, не миссис Чалонер) и переехала собственного кота, из-за чего нога у него теперь была забинтована.
Инструктор по вождению был похож на старшего сержанта, заставившего нескольких подчиненных совершить самоубийство. У него был настолько громкий голосище, что быть с ним рядом в машине было сплошным мучением. Ромашка с удовольствием сменила бы инструктора, но боялась кого-нибудь этим обидеть, хотя обидеть существо столь толстокожее можно было, лишь засунув динамитную шашку ему в трусы. Он выкрикивал приказы, от которых у Ромашки начинался нервный тик, и она делала грубейшие ошибки на каждом уроке.