Милосердое, похоже, успокоился и вроде позабыл о недавно пережитом потрясении. Говорил он, как правильно подметил следователь-лейтенант, с некоторым замедлением, будто прислушивался к каждой фразе. От этого речь получалась задумчивой, плавной. Внимательно наблюдая за ним, Бирюков никак не мог представить его в роли «вежливого хама». Перед Антоном сидел культурный, сдержанный человек, сознающий прошлые свои ошибки и оценивающий их несколько иронично. Одет Владимир Олегович был в светлые, тщательно отутюженные брюки и перетянутую в талии пояском японскую пижаму с закрытым воротом и широкими, как у кимоно, рукавами.
Бирюков обвел взглядом необычную обстановку комнаты: старинный инкрустированный шкаф; часы с безжизненной медной тарелкой маятника, деревянный резной футляр которых упирался в потолок; огромный купеческий буфет с причудливой резьбой и золотыми полосками на дверцах. Несмотря на допотопное производство, мебель сохранилась хорошо, и Антон по достоинству оценил труд старинных мастеров, умевших делать вещи на века. Особенно прочно выглядел покрытый зеленым сукном письменный стол на точеных ножках. На столе возвышался бронзовый чернильный прибор с огромным взлетающим орлом. Современный телефонный аппарат рядом с ним казался игрушечным.
Вероятно заметив, что Антон рассматривает мебель, Милосердое, будто оправдываясь, сказал:
— Нравится мне старина — износу ей нет. У наследников знаменитого профессора почти за бесценок купил.
В заставленной мебелью комнате было душно. Бирюков, чтобы вытереть вспотевший лоб, потянул из кармана пиджака носовой платок и услышал, как об пол стукнулась расческа. Нагнувшись за ней, Антон заметил у стола блеснувшую целлофановой оберткой коричневую книжицу. Вместе с выпавшей расческой поднял ее — это было водительское удостоверение Зоркальцева.
— Так… Объясните, каким образом этот документ оказался у вас? — хмуро проговорил Бирюков.
Милосердое сверкнул стеклами очков.
— Наверное, у парня из кармана… — внезапно заволновался он. — Да, конечно же!.. Парень, когда выхватил пистолет, стоял на этом самом месте. Честное слово! Не верите?..
— Верю, — сказал Антон, решив про себя, что пора начинать разговор, ради которого пришел сюда. — Владимир Олегович, где находится дача Зоркальцева?
— Представления не имею! — торопливо выпалил Милосердое, видимо, не ожидавший столь быстрой смены разговора.
— О том, что дача сгорела, конечно, знаете?
— Следователь говорил. Даже выписанный мною счет показывал.
— Не вспомнили тех клиентов?
— Не вспомнил.
Очень быстрый ответ насторожил Бирюкова. Антон еще острее почувствовал раздражающее влияние поблескивающих зеркальных очков, сквозь которые совершенно не просматривались глаза собеседника, и спросил:
— Почему, Владимир Олегович, даже в комнате не снимаете ваши очки?
— Глаза болят. В деревне помогал родственнику строить гараж и так насмотрелся на электросварку, что врачи предупредили: без темных очков — ни шагу.
Милосердое крепко сжал сцепленные в пальцах руки. Внешне он выглядел спокойно, и это показалось Бирюкову неестественным. По наблюдениям Антона, люди, подвергшиеся нападению вооруженных грабителей, как правило, очень долго не могли прийти в себя.
— Какие деньги требовал от вас парень? — опять задал вопрос Бирюков. — Задолжали ему?
— Первый раз в жизни его видел.
— Как он выглядел?
— Ростом — средний. В летней рубашке, джинсах, шляпе и в темных очках — типичный бандит. Цвет одежды, естественно, назвать не могу — у самого очки с темными стеклами…
Милосердое, видимо машинально, хотел показать Бирюкову цвет своих очков, на какой-то миг приподнял их, но, спохватившись, водворил на прежнее место. Однако Антон успел заметить, что на воспаленных веках нет ресниц.
— Что с вашими глазами? — быстро спросил Бирюков.
— Говорю, электросварки нахватался.
— Так сильно, что даже ресницы сожгли?
— Это врачи так… лечили…
— Первый раз встречаюсь с таким лечением, — недоверчиво проговорил Бирюков, осененный внезапной догадкой. — Владимир Олегович, ведь это вы сожгли дачу Зоркальцева.
— Ошибаетесь, — очень спокойно ответил Милосердое, но от взгляда Бирюкова не ускользнуло, как у того задрожали руки.
— В какой поликлинике лечили глаза? — пошел в наступление Антон.
Руки Милосердова задрожали сильнее.
— Какая разница?
— Сейчас позвоню, и врачи наверняка подтвердят, что у вас был ожог, — Антон протянул руку к телефону. — Так где лечились?
— Нигде не лечился, — вроде бы со злостью сказал Милосердое после долгого молчания. — А глаза действительно обжег… у костра на рыбалке.
— Кто может подтвердить?
— Со мной никого не было. Перепил и сунулся сдуру в пламя.
— Зачем же об электросварке и врачах солгали?
— Без задней мысли. Неудобно в пьянстве признаваться.
Бирюков интуитивно почувствовал, что Милосердое изворачивается. Надо было действовать решительно. Антон набрал номер Шехватова. Едва в телефонной трубке послышался знакомый голос, сказал:
— Виктор Федорович, звоню из квартиры Милосердова. Приезжайте срочно со следователем и прокурором. Придется делать обыск…