Точки пересечения. Завещание

По райцентру ехали молча. Бирюкову вдруг стало неловко за свое опрометчивое предложение. «Вот отмочил номер! — с внутренней усмешкой подумал он. — Что-то я сегодня, как сказал бы фантазирующий Торчков, не в своей тарелке. А вдруг бы Марина согласилась?.. Так можно доиграться до а-я-яй!.. Вообще-то, я ведь не шутил, но так по-дурацки выступил, что хоть стой, хоть падай. Во, балбес!»

Антон сам над собою рассмеялся.

Возле дороги потянулись знакомые поля с березовыми островками. Светло и просторно было под безоблачным голубым небом, прочеркнутым, будто по линейке, ровной белой полосой от пролетевшего реактивного самолета. Марина по-прежнему сидела, откинувшись на спинку сиденья. Она словно отдыхала от только что перенесенной непосильной нагрузки.

В молчании проехали Крутихинский мост. Ни тракторов, ни колхозников во главе с бригадиром Гвоздаревым здесь уже не было. Даже проломленные Павликом Тиуновым перила на мосту успели починить.

— О чем задумались, Антон Игнатьевич? — внезапно спросила Зорькина.

— О том же, о чем и вы, — машинально ответил Бирюков.

— Умеете читать чужие мысли?

— Конечно. Это ж моя работа.

— С вами страшно общаться.

— Не так черт страшен, как его малюют.

— А вы не боитесь уголовников?

— Нет, я смелый.

— А они?..

— Они меня боятся.

— Хотите, сделаю для вас что-нибудь хорошее?

— Сделайте.

— Давайте наколдую, что в этом деле, которое теперь расследуете, ни одного трупа не будет…

— Вы колдунья? — принимая игру, спросил Антон.

— Ужасная. Елизавета Казимировна передала мне духовное завещание. Колдовать?..

— Колдуйте!

— Кол-дую… — Зорькина сосредоточенно уставилась вдаль, словно хотела разглядеть что-то непонятное в приближающемся березняке, и замерла, будто нахохлившаяся птица. Через несколько секунд она облегченно вздохнула — Трупов не будет.

— Прекрасно, — улыбнулся Антон. — Теперь наколдуйте еще что-нибудь хорошее.

Марина опять, уставясь взглядом в березняк, затаила дыхание и неожиданно вскрикнула:

— Явление Христа народу!

Бирюков ничего не успел понять — метров за сто впереди из-за березняка на дорогу выскочил босоногий Торчков и, петляя, как заяц, устремился навстречу машине. Бежал старик не быстро, но с таким угрожающе-отсутствующим видом, что казалось, будто он вознамерился протаранить «Жигули». Антон плавно затормозил и, чтобы привести земляка в чувство, громко окликнул;

— Иван Васильевич! Что случилось?

Пробежав по инерции еще несколько шагов, Торчков изумленно остановился. Щелкнув вставной челюстью, он вроде бы хотел развернуться обратно, однако, разглядев в машине Бирюкова, с большим трудом выдохнул:

— Игнат Антоныч… пришельцы… ведьму из могилы вытащили…

— Как вытащили?!

— Натурально, Игнат Антоныч… Тьфу!.. Антон Игнатьич, гуманоиды разрыли Гайдамачиху…

Бирюков глянул на растерянно насторожившуюся Зорькину:

— Это, Марина, что-то нехорошее. — И опять повернулся к Торчкову. — Куда вы бежите, Иван Васильевич?

Торчков диким взглядом крутнул по сторонам:

— А игде я нахожусь?

— В пяти километрах от Березовки, — Антон показал вправо на небольшую рощицу. — Вон за тем леском — Серебровская пасека.

— Ну, елки-моталки… Это ж, выходит, я не в тую сторону ударился и много лишнего прочесал.

— Куда вы направлялись?

— В Березовку.

— А бежали в райцентр, мимо Серебровки.

Торчков обессиленно рухнул на заросшую травой Обочину:

— Вот, черти зеленые… специально сбили с курса…

— Садитесь в машину, — открывая заднюю дверцу, сказал Антон.

— Погодь, Игнатьич… — Торчков, вроде избавляясь от кошмарного сновидения, потряс головой. — Надо чуток отдышаться… Давно таким аллюром не бегал… Сердце заходится…

— А что это вы по дороге зигзагами петляли?

— Фронтовая привычка… Чтоб пулю в спину не влепили…

— Так часто приходилось убегать, что даже привычка выработалась?

— Как говорится, было дело под Полтавой. — Торчков мало-мальски продышался. — Да, Игнатьич, на фронте я врукопашную таким приемом атаковал. Наверно, потому и жив остался, что фашиста перещустрил. Ребята-однополчане часто говорили: «Ты, Ваня, вперед не вырывайся, держись позади, а то под ногами путаешься». Не прижился, Игнатьич, я в пехоте. Вот в каварер… в кавалерии другая жизнь пошла. Даже сам кумбрык сколь раз пророчил: «С лошадьми, Иван, у тебя большое будущее». И ведь как в зеркало глядел — до самой пенсии от лошадей я не оторвался… — Торчков удивленным взглядом вдруг уставился на босые ноги. — Слушай, Игнатьич, а игде мои сапоги?..

— Не знаю, Иван Васильевич. На дорогу вы босым выбежали.

— Ну, черти зеленые!.. Вдобавок и разули на ходу…

— Что там с Гайдамаковой случилось? — нетерпеливо спросил Бирюков.

— Холера ее знает, что.

— Чего ж панику подняли?

Торчков с упреком посмотрел на Антона:

— Ну, Игнатьич, обижаешь… Если бы тебя так напаниковали гуманоиды, ты б при своей физкультурной подготовке дальше меня драпанул…

Антон не удержался от смеха:

— Хоть что-то можете толком объяснить?