Ян смеется, подложив руку под голову. Мы лежим внутри прозрачного самодельного шатра, под которым ещё двадцать минут назад стояли кресло-качалка и маленький круглый столик из стекла и ротанга. Теперь здесь лежит надувной двуспальный матрас, который застелен одной простыней. Каждый из нас лежит на своей подушке и под своим одеялом, а расстояние между нами три-четыре сантиметра.
– А вообще, – улыбаюсь я, чувствуя приятное покалывание в веках, – здорово дышится здесь. Обо всем забываешь. Часто ты тащишь сюда матрас и спишь в ожидании дождя?
– Здесь – впервые. Как-то раз мы поехали с родителями в Таиланд и попали в сезон тропических дождей. Солнце почти не появлялось, постоянно дули ветра. Но это была одна из самых лучших и запоминающихся поездок. Наша вилла была на частном острове и с нами жили ещё несколько семей – друзья родителей. И мы с другими детьми просто жили на пляже, воображая себя путешественниками, чей самолет потерпел крушение. Мы построили из веток пальм небольшие хижины, притащили туда матрасы для плавания в бассейне, пытались ловить рыбу самодельными копьями из ветки и привязанного к ней куска какой-то пластмассы. Я закутывался в одеяло, как ты сейчас, и смотрел на океан, вдыхая самый чудесный и беззаботный запах в мире. – Ян глубоко вздыхает. – Хорошее было время. Беззаботное и спокойное.
– Сколько лет тебе было?
– Десять. Или одиннадцать.
– В любом случае, я ещё не родилась.
Мои веки становятся тяжелыми. Не происходи всё это в пять утра, меня бы здесь наверное не было. Полночи я не находила себе места, ощущая по неведомой мне причине собственную вину в сегодняшнем пожаре. А когда уснула, приехал Ян и сделал неосознанное предложение совершенно неосознанной мне. Разве это нормально – лежать на одном матрасе с мужчиной, на которого ты работаешь, и знать, что через пять-десять минут вы оба заснете? Или после «просто секса» – это вполне нормальное явление?
– Что ты смеешься? – спрашивает меня Ян.
– У тебя уже галлюцинации от нехватки сна.
– Ты улыбалась, я чувствовал.
– О-о, – лениво и коротко говорю я. Звук дождя и впрямь убаюкивает. – Уже чувствуешь мою улыбку. Дело дрянь, да?
– Не дождешься, – хмыкает Ян так же лениво. – У меня отличный иммунитет.
– Слава богу.
– Угу.
– И почему?
– Что?
– Иммунитет у тебя выработался, – напоминаю я, закрыв глаза. – Почему? По уши втрескался в молоденькую учительницу, а её отказ разбил твое сердце, и теперь ты навсегда решил остаться один?
– «Втрескался в молоденькую учительницу»? Тебе всего двадцать, а твоя старческая фантазия попахивает нафталином.
– Я просто вспомнила о десятикласснике, с которым занимаюсь английским.
– Неужто ты разбила сердце парнишке?
– Навряд ли. Но моя подруга считает, что его ширинка по швам расходится в моем присутствии.
В нашей типа-палатке наступает короткое молчание. Дождь за секунды усиливается, и мы с Яном начинаем одновременно смеяться.
– Отличная тема для разговора под дождем, – озвучивает он мои мысли. – Хочу сказать, что без тебя бы здесь было слишком скучно.
– А ты умеешь съезжать с темы! – Ян сохраняет молчание, а дождь уже во всю барабанит по прозрачной пленке над нашими головами. – Странно.
– Что именно?
– У тебя такой красивый дом, а мы спим под какой-то самодельной крышей из пленки и четырех прибитых к ней досок.
– У меня нет сил посмеяться. Скажу лишь, что у меня не нашлось больше времени и желания облагораживать территорию.
Мой вздох получается слишком громким. Глаза я не открываю, но чувствую, что Ян поворачивает ко мне голову. Наверное, он смотрит на меня и задается вопросом, какого черта мы собираемся спать вместе?
– Я знаю, что ты смотришь на меня.
– О-о. Дело дрянь? – повторяет Ян мои же слова.
– Не дождешься. – Мне с трудом удается скрыть улыбку. – У меня грандиозные планы на будущее и мужчина в нем не предусмотрен.
– А если влюбишься?
– Не влюблюсь.
– А если влюбишься? – забавляется Ян. – Что тогда?
– Желание быть самодостаточной и независимой слишком сильно во мне развито, чтобы я позволила кому-то растоптать его в пух и прах. И почему мы снова говорим обо мне, когда у тебя самого жизнь куда интересней?
– И что же в ней интересного? Что кому-то удалось поджечь мою квартиру и скрыть следы преступления?
Звук дождя уже не кажется таким успокаивающим. Скорее, наоборот.
– У тебя много недоброжелателей?
– Мне кажется они есть у всех, только отличает их степень этой недоброжелательности.
– Тот, кто сделал это, должно быть, ненавидит тебя. Если, конечно, и правда поджог…
– В этом я не сомневаюсь, – ровным голосом говорит Ян.
– Там, где ты живешь, ведь есть камеры?
– Разумеется.
– Хорошо.
– Только они не работали.
– Совсем не хорошо, – поднимаюсь я на локте и смотрю на него. – Как же так? Для чего эти штуки тогда нужны?
Безмолвный взгляд Яна медленно проходится по моему лицу.
– Ты переживаешь?