Моя улыбка отзывается в серых глазах Яна яркой вспышкой. Обхватив губами его палец, я медленно играю с ним языком, следя за переменами настроения в жестком мужском взгляде. Мои плавные движения сводят его с ума. Ян похож на дикого зверя, который вынужден подчиниться неведомой силе и ему это явно не нравится. Мы ведь договорились, что между нами больше не возникнет подобных ситуаций… Но не прошло и двадцати четырех часов, как я снова по собственной воле лечу в самую бездонную и непроглядную пропасть на свете.
– Знаешь, – шепчет Ян, завороженно наблюдая за моими губами, – а мне нравится твоя идея.
* * *
Три дня льет дождь.
Три дня Джерси передвигается по дому на полусогнутых лапах, ведь в любую секунду может раздаться гром.
Три дня Ян имеет меня и во всем доме, кажется, уже не остается места, где бы мы не побывали. Я познаю силу своего обаяния, оттачиваю навыки соблазнения, о коих даже не подозревала прежде. Когда мы спускаемся к бассейну, чтобы «просто поплавать», я полностью избавляюсь от одежды и ныряю в голубую сверкающую воду. Мое тело искажается, причудливо двигается из стороны в сторону из-за неспокойной воды, а меж тем взгляд Яна полон похоти и желания.
Заниматься сексом в сауне достаточно интересно. Влажные тела, жар, хвойный аромат, приглушенный свет – иная обстановка дарит иные ощущения.
Душ остужает. Наши тела скользят, в рот затекает вода, звуки совершенно непристойные и от того невероятно возбуждающие.
Стол для бильярда.
Мягкие кресла в домашнем кинотеатре.
Горячая и пенная ванна.
Кухонный стол.
Гостиная.
Быстро, жестко, страстно, жадно – с каждым разом хочется больше. Мои мышцы изнывают от боли, но стоит мне только заметить огонь в глазах Яна, как желание отдаться ему уничтожает любое проявление физического дискомфорта. Его завораживают движения моих рук и то, как я ласкаю себя. Вспыхнув, точно необъятный костер, Ян затухает лишь когда в полной мере насытиться мной, а я, осознавая это, загораюсь с новой силой. Время для нас как будто останавливается: у Яна нет работы и обязательств, а у меня планов на будущее. Меня не волнует учеба, не колышет отсутствие жилья, как и весь внешний мир за пределами этого дома. Всё, что имеет значение – мои ощущения, мои желания, мои потребности, мое счастье, которое в данный момент времени заключено в возможностях одного конкретного мужчины доставить мне неслыханное удовольствие.
Глава 17
Моя кожа воспламеняется от болезненного шлепка. Силы на исходе, колени щиплет, руки дрожат, и я понятия не имею, как ещё умудряюсь удерживать собственный вес тела. Ян притягивает меня назад, потянув за волосы. Его зубы покусывают мою шею, рука болезненно сжимает грудь. Мое наваждение носит его имя и я готова дружить с ним вечно.
Я дышу.
Я задыхаюсь.
Я кричу! Оргазм пожирает меня мгновенно, конечности немеют, сердце бешено колотится в груди. Мне хочется лезть на стену, впиваться ногтями в холодный бетон и тут же провалиться под лед, ведь иначе на моем теле останутся уродливые ожоги. Я обмякаю, как овсяное печенье в кружке горячего чая. Мои силы иссякают. Я просто обрушиваюсь на кровать и не могу шевельнуть даже мизинцем.
Ян ложится рядом. Он громко дышит, таращась в одну точку, а вена на его шее размером с мой палец. Или у меня просто двоится в глазах. Мы лежим так достаточно долго, чтобы я вновь обрела некое подобие власти над своим телом. Накрываюсь простыней, собирая силы на то, чтобы просто отправиться в душ.
Ещё немного.
Ещё чуть-чуть.
– Ты – невероятная любовница, Тая, – полушепотом говорит Ян. Его глаза закрыты, дыхание ровное и тихое. – Пылкая, страстная, раскованная – мечта любого мужчины. – Он поворачивает ко мне голову, открывает глаза и пару минут просто смотрит на меня. Будь я в ином состоянии, то наверное бы смутилась. Но не сейчас. – Я всегда считал, что такой женщина может стать в силу времени и опыта. А у тебя нет ни того, ни другого. Порой ты испытываешь неловкость во время простого разговора, но забываешь о ней, когда снимаешь одежду.
– А надо помнить?
Ян устало улыбается.
– Ты получаешь удовольствие. Это видно. И это возбуждает сильнее, чем обнаженное и красивое женское тело.
– А разве может быть иначе?