Точно любишь

Как я уже отмечала, люди нуждаются в ощущении безопасности, чтобы вести нормальную повседневную жизнь. Желание почувствовать себя в безопасности усиливается, когда мы боимся потерять партнера. Этот страх заставляет нас вновь пережить ту самую базовую панику, которую мы ощущали в младенчестве, когда любая опасность представляла угрозу для нашей жизни и мы лихорадочно искали родителей, чтобы те успокоили и защитили нас. Иными словами, когда вы чувствуете, что партнер отдаляется от вас, на глубинном уровне вы можете испытать смертельный страх. Когда ваши попытки измениться противоречат вашему типу привязанности — а он призван обеспечивать чувство безопасности, — инстинктивно вы, скорее всего, попытаетесь вернуться к знакомым поведенческим шаблонам, даже если эти шаблоны (как в случае Вито) деструктивны и противоречат сознательному обещанию «стать лучше». Подобное поведение иногда непросто отследить, и оно может сбивать с толку. Поэтому давайте разберем эту тему подробнее.

САМООБМАН

Типы привязанности и поведенческие паттерны в отношениях так тесно связаны с человеческой личностью, что людям крайне трудно распознать все способы самоверификации, даже если они понимают, какие именно предубеждения следует искать. Последние бывают настолько всеобъемлющими, что не позволяют осознать проблему, даже когда та становится очевидной.

Например, люди тревожного типа привязанности заглушают алкоголем боль, которую им причиняет чувство ненужности. Даже когда подобное нездоровое «лечение» начинает превращаться в зависимость, они часто не признают масштаба проблемы, ведь тогда они расстроятся еще больше. Бывает, они продолжают все отрицать даже после того, как их несколько раз поймают в нетрезвом виде за рулем. Аналогично многие тревожные женщины, которых партнер унижает или бьет, склонны винить в этом исключительно себя и поэтому остаются в отношениях. Тем, кто видит такие ситуации со стороны, совершенно непонятно, как можно не замечать проблем и простых решений (вроде «Просто перестань пить» или «Брось этого придурка»).

Для внешних наблюдателей еще более дикой выглядит неспособность признать проблемы. Возьмем, к примеру, Линду. Линда считала, что у нее есть все: любящий муж, чудесные дети, благополучное финансовое положение. Но у нее была депрессия. Она злилась на себя, так как считала, что у нее нет права чувствовать себя несчастной. Уже на первом сеансе психотерапии стало ясно: она чувствует, что муж ее не уважает, но настолько посвятила свою жизнь ему (и другим), что ничего не делала для самой себя, и из-за этого чувствовала внутреннее опустошение. Когда я повторила ей ее же слова, она отреагировала так, словно услышала их в первый раз. «Я только что сказала это, да? Ничего себе». Но уже буквально через несколько минут она вновь печалилась из-за того, что не понимает, почему так несчастна.

В каком-то смысле Линда осознавала, в чем ее проблема, иначе она не сумела бы мне о ней сказать. Но при этом она не могла допустить, чтобы эти тезисы прочно и ясно укоренились в ее сознании. Она одновременно и знала, и не знала о своих проблемах. Люди испытывают нечто подобное, когда чувствуют, что какое-то обстоятельство входит в конфликт с их типом привязанности или подрывает устоявшееся понимание собственной личности, но до конца не признают этот факт. Это способ защиты, призванный самоустраниться от физической угрозы или эмоциональной боли (специалисты обычно называют это «диссоциацией»).

Давайте рассмотрим еще один пример — что такое состояние «знаю, но не знаю». Представьте человека, который в детстве получал внимание, только когда проявлял бурные эмоции. На основании этого опыта сформировался паттерн, и человек и во взрослом возрасте столь же бурно на все реагирует. Несмотря на то что он знает, что ведет себя чересчур эмоционально, он не осознаёт: таков его способ стать ближе к другим. Именно это подсвечивает случай Линды с ее частичным пониманием, отчего она несчастна. Обе описанные ситуации я называю «скрытое известное».

(Я видоизменила термин, введенный в 1987 году британским психоаналитиком Кристофером Болласом, — «неосознанное известное» — для описания ситуаций из прошлого, которые человек не помнит, потому что они случились в очень раннем детстве.)