Точное изложение православной веры

Ибо, что не в отношении к Сыну только изречено Трисвятое, но в отношении к Святой Троице, — свидетельствуют божественные и священные Афанасий, Василий, Григорий и весь сонм богоносных отцов, а именно, что святые серафимы тройственным Свят возвещают нам три ипостаси пресущественного Божества, а единым (словом) Господь дают разуметь единое существо и царство богоначальной Троицы. Действительно, Григорий Богослов говорит: Так, Святое Святых, покрываемое серафимами и прославляемое троекратным Свят, сходящимся в едино господство и божество... — о чем прекраснейшим и возвышеннейшим образом любомудрствовал некто прежде нас.

И составители церковной истории повествуют, что в то время, как народ константинопольский молебствовал ради некоего ниспосланного Богом бедствия, совершившегося при архиепископе Прокле, — случилось, что некий отрок был восхищен из народа и в таком состоянии некоторым ангельским научением был наставлен Трисвятой песне: Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас! И как только отрок был возвращен и возвестил то, чему он был научен, то весь народ воспел гимн, и таким образом прекратилось угрожавшее бедствие. А также передается, что на святом великом вселенском четвертом соборе, я разумею бывший в Халкидоне — Трисвятая песнь была воспета таким образом, ибо так повествуется в деяниях того же самого святого собора. Итак, поистине смешно и забавно, что Трисвятую песнь, преподанную через ангелов, удостоверенную прекращением напасти, подкрепленную и утвержденную собором столь многих святых отцов и еще прежде воспетую серафимами в ознаменование Триипостасного Божества, — теперь своим безрассудным мнением попрал и будто бы исправил Кнафевс, как если бы он превосходил серафимов! Какая же это дерзость, чтобы не сказать — какое безумие! Мы же, — хотя бы демоны разрывались от досады, — произносим так: Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас!

Глава XI Об естестве, (которое усматривается в целом) роде (существ) и в неделимом (т. е. в каждом отдельном существе известного рода); о различии между соединением и воплощением; и о том, как должно, понимать выражение: "Единое естество Бога Слова воплощенное"

Естество усматривается или чистым умозрением, ибо само по себе оно не имеет самостоятельности, или сообща во всех однородных ипостасях, как взаимно связующее их, и (в таком случае) называется естеством, созерцаемым в (известном) роде (существ); или же совершенно то же самое (естество) с присоединением случайных принадлежностей в единоличном существе и называется естеством, созерцаемым в неделимом, будучи тождественным с тем, которое созерцается в (целом) роде. Итак, Бог Слово, воплотившись, воспринял не то естество, какое усматривается в чистом умозрении, ибо это было бы не воплощение, но обман и призрак воплощения, а равно (воспринял Он) и не то естество, какое созерцается в (целом) роде, ибо Он не воспринял всех личностей (человеческого) естества, но (Он воспринял) то, которое — в неделимом, тождественное с тем, которое — в роде. Ибо Он воспринял начаток нашего состава, — не такой, который сам по себе существовал бы и прежде назывался неделимым, и в таком виде был Им принят, но — (наше естество), которое получило бытие в Его ипостаси. Ибо самая ипостась Бога Слова соделалась ипостасью для плоти, и в этом смысле

Слово плоть бысть

(Ин. 1, 14), — разумеется, без превращения, и плоть стала Словом — без изменения, и Бог (соделался) человеком, ибо Слово есть Бог, и человек — Бог, ради ипостасного соединения. Итак, одно и то же — сказать: "(человеческое) естество Слова" и "естество Слова в неделимом". Ибо это выражение в собственном и исключительном смысле не означает ни неделимого, то есть лица, ни совокупности лиц, но — общее естество, созерцаемое и познаваемое в одном из лиц.