— Что они не продадутся вражеской разведке? Можно; конечно, но дело ведь не в этом. Ваши вопросы, ваши мысли, ваши замыслы точнее, чем что-либо другое, дают представление о вашей личности во всей ее многогранности. Вернее, позволяют другим составить такое представление. Если вы действительно личность, да еще с большой буквы, вам это не страшно, даже наоборот. А если нет? Если нет, вы, естественно, будете стараться, чтобы подлинного уровня ваших познаний, силы вашего мышления, характера интересов и стремлений не знал никто. И, следовательно, вы не потерпите никаких посредников между вами и тем, кому вы вынуждены раскрыть все это, в данном случае — электронным устройствам. Если бы го-мар, о котором мы говорим, сам мог справиться с пультом Политика, он, возможно, консультировался бы с этим сверхустройством — изобрел бы какой-нибудь личный шифр, что ли, понятный лишь ему и машине, чтобы защититься от постороннего любопытства… Но ведь искусству работать с такими устройствами надо долго и серьезно учиться, а на это в Высшем Круге времени никогда не хватает. Вот и приходится нашему другу оставаться в сфере своих собственных возможностей, а они, как вы уже поняли, ограничиваются именно школьным вычислителем, и именно таким, какой был в употреблении, когда Первый Гласный сам еще учился в колледже, — потому что тогда, студентом, он эту премудрость освоил, и еще потому, что компьютер этот рассчитан именно на возможности школьника и отвечает на вопрос, заданный непосредственно голосом, а управлять им можно при помощи четырех клавиш. Так что никакой возни. Другое дело, что и ответы это устройство дает тоже в пределах возможностей и потребностей начинающих студиозусов… Словом — высокая простота.
Форама сидел. Опустив голову; не было сил, даже чтобы взглянуть на собеседника. Единственный выход, какой мерещился ему, оказался тупиком, в раке святого хранились одни лишь опилки. Вера рухнула; но черт с ней, с верой, главным было другое: больше никаких путей к спасению Планеты от глупой гибели он не видел. Или что-то все-таки было?
— Послушайте! — встрепенулся Форама. — А этот… вычислитель нельзя настроить так, чтобы он выдал Первому такой ответ, который заставил бы принять нужное решение? Наш друг Горга…
Он запнулся, видя, как Хомура качает головой.
— Нет, мар. Если бы речь шла об устройстве класса Полководца или Политика, устройстве почти в буквальном смысле слова мыслящем, тогда… А со школьной машинкой подобное невозможно, слишком она примитивна. Можно лишь испортить ее — и тогда тот же Горга будет вынужден опять наладить схемы, и все останется по-старому.
— Значит, что же? — спросил Форама. — Значит, остается — спокойно умереть? Но ведь и умереть-то спокойно не удастся: война — какой уж тут покой… — Тут он снова поднял голову: — Постой-ка! Но ведь война никак не может пройти "мимо Полководца! И если вы работаете с ним, как я понял, и если, как вы только что сказали, устройства такого класса уже почти что мыслят, то может быть, тут есть перспектива?..
Штаб-корнет помолчал. Наверное, ему нетрудно, было бы ответить «да» или «нет», возможно или невозможно как-то воздействовать на поведение Полководца, и — согласен сам он, Хомура, сделать такую попытку или нет. Однако все, о чем они с Форамой говорили до сих пор, по существу, не относилось к военной области и не являлось прямым нарушением присяги; и сюда, на Рынок, штаб-корнет приехал лишь затем, чтобы помочь малышу выполнить его задачу, а вовсе не помешать этому. Но все же Хомура был по образованию физик, и то, о чем говорил Форама, было для Хомуры понятным и всерьез его испугало. То, к чему Форама подошел сейчас, лежало уже по ту сторону черты. Наверное, переступить через эту черту было нелегко; так что в конце концов штаб-корнет ответил не прямо: