— А если позволить ему решать задачу в сокращенном варианте, то все может начаться буквально наутро; так что тогда у вас не останется и минимального времени для того, чтобы предотвратить катастрофу.
— Только у меня? А у вас?
— У меня — свой долг, свои обязанности. В частности — сохранить Полководца в здравом рассудке. А для этого необходимо нарушить возникшее равновесие информации.
— Каким же образом?
Хомура невесело усмехнулся.
— Пока я вижу только один выход. Вам он не понравится.
Форама нахмурился, догадываясь.
— Вы ведь не хотите сказать, что…
— Именно, дорогой мар. Чтобы сохранить Полководца, мы можем сделать лишь одно: опровергнуть вашу информацию. Та, другая, опровержению не подлежит…
— Время идет, Мастер. Я с тревогой смотрю на волну поведения вещества. А твои эмиссары медлят. Сумеют ли они хоть чем-то помочь мирозданию?
— Им нелегко сейчас, — откровенно ответил Мастер. — Тем более, что тем двоим, которые и должны сделать главное, пришлось сейчас разобщиться: она летит на Вторую планету, он на старом месте ищет какого-то выхода, но пока не может его найти.
— Существует ли выход вообще?
— Да. Он прост, но в то же время труден. Потому что это не тот выход. Фермер, которым можно воспользоваться, высчитав все по формулам. Здесь рассудок — дело второе, здесь на первый план должно выйти чувство. Но как этому чувству будет нелегко…
— Не понимаю пока, что ты имеешь в виду. Но верю, как всегда. Скажи только, Мастер: ты поможешь, подскажешь им в нужный миг?
— Ты ведь знаешь наши правила, Фермер. Когда любой из нас, — это относится и к моим людям, — перестает верить в себя, верить всецело, ему пора искать другое занятие: если человек сам не верит в себя, как поверят в него другие? А пользоваться помощью, просить ее — для нас шаг к утрате этой веры. Нет, конечно, для нас является законом: надо спасать друг друга. Но спасение — уже крайний случай, и пока до него не дошло, мы предпочитаем обходиться своими силами.
— Могу понять это, хотя и не вполне согласен. Что же, Мастер, будем надеяться, что на сей раз они справятся сами…
Город такого масштаба, как тот, в котором происходят описываемые здесь события, в смысле его открытости и познаваемости человеком лучше всего сравнить с первобытными джунглями, с сельской, с далекой, необжитой тайгой. Хотя человека окружает здесь цивилизация, техника, множество людей, и на первый взгляд может показаться, что для него не существует тут непонятных, необъяснимых явлений, незнакомых территорий, белых пятен и подстерегающих за поворотом опасностей, на самом деле это далеко не так. Можно раз за разом проходить по одной и той же магистрали мимо одного и того же строения и не иметь ни малейшего понятия о том, что в нем происходит, для чего оно предназначено: строение, в принципе, ничем не отличается от окружающих, и человек необоснованно решает, что и функции оно выполняет такие же. Однако похожесть для того, быть может, и создана, чтобы люди могли делать внутри здания что-то совсем другое, не то, что в десятках соседних домов, не привлекая ничьего внимания. Кроме того, город — не только здания; это и пустыри, и (кое-где) развалины, покинутые всеми, и парки, пусть полумертвые, с трудом, из последних сил сражающиеся с превосходящими ордами второй природы — техники, противостоящие их атаке, которую вольно или невольно всегда направляет или хотя бы поддерживает человек, — пусть гибнущие, но все же парки. Нам известно уже, во что превратился один из обширных, нечаянно возникших в этой части города пустырей. Именно оттуда лодка увезла Мин Алику, увезла туда, где должно было начаться путешествие на ее родную планету.