Тогда ты услышал

Боль заставила уголки его губ опуститься, и к своему ужасу он заметил, что его глаза наполнились слезами. Она ушла, а он уверен в том, что не справится без нее. Вспомнил фразу, которую сказала Карла лет десять назад. Они знали друг друга только пару недель, и он был влюблен, как никогда. Они стояли рядом на шумной вечеринке, и Карла сказала ему на ухо, что он первый по-настоящему хороший человек из всех, кого она знала. Он тогда покачал головой, скорее рассерженный, чем польщенный. Хороший человек — тогда он был твердо уверен в том, что этот комплимент в понимании большинства людей звучит как замаскированное оскорбление. Хорошие люди — это слабаки и зануды.

Теперь он точно знал, что так оно и есть. Хороших людей не существует, есть только слабаки и зануды, которым не остается ничего другого, кроме как примерно вести себя, чтобы рассчитывать на благосклонность своего окружения. Но как только у них появляется возможность безнаказанно продемонстрировать свое настоящее «я», они оказываются самыми худшими. Хуже, чем среднестатистические мерзкие типы, каких достаточно много на свете.

Это был последний день в жизни Амондсена, но поскольку он этого, конечно же, не знал, то не мог оценить этот факт должным образом. Позже другие люди попытаются воссоздать каждую минуту его последнего дня, и у них будет с этим множество проблем, потому что в воскресенье его не увидит ни одна живая душа — кроме убийцы.

Может быть, Амондсен и пережил бы этот день, если бы сделал выбор в пользу машины. Но он так и не решился на это. Хотя на улице уже темнело и дождь полил еще сильнее, он снял с крючка плащ и взял зонт. Он знал, зачем он это делает. Просто хотел наказать сам себя. А еще он хотел отвлечься от постоянной, мучительной тоски по Карле. Ледяной дождь отвлечет его, и он сможет, наконец, хотя бы на несколько минут забыть о своем горе. А как только он окажется в офисе и включит компьютер, за кропотливой работой забудет обо всем. Этим и хороша его профессия: физикой нельзя заниматься между прочим. Она требует от человека выкладываться полностью. Впитывает чувства и страхи, нейтрализует страсти.

Амондсен удостоверился, что взял ключ, магнитную карточку, позволяющую попасть на этаж, где находится его офис, и достаточно денег, чтобы потом зайти куда-нибудь поесть. Этот ритуал занимал у него больше времени, чем у остальных людей, потому что он всегда был очень неловок, занимаясь повседневными делами. А теперь, когда он снова жил один, не было никого, кто мог бы ему в этом помочь. Никого, кто в случае чего открыл бы ему дверь.

К тому времени, когда Амондсен наконец вышел из дома и сделал несколько шагов по мощеной дорожке, направляясь к калитке, уже было половина шестого вечера и темно, хоть глаз выколи. Шарниры калитки, как всегда, скрипнули, когда он открыл ее. Амондсен бросил последний взгляд на дом, где они жили с Карлой. Они купили его вместе, вместе отремонтировали, а теперь он казался мрачным и неухоженным. Жутким, в прямом смысле этого слова.

Дождь слегка утих и теперь только немного моросил. Амондсен шел по длинной каштановой аллее вниз, на другом ее конце находилась остановка трамвая. Воздух приятно освежал, Амондсен был одет довольно тепло, так что не замерз. Ему было хорошо. Он думал о том, как мало ему, в сущности, нужно, чтобы поднять себе настроение. Хорошего самочувствия иногда вполне достаточно.

За двенадцать минут он дошел до остановки. В павильоне со стеклянной крышей не было ни души. Амондсен бросил взгляд на расписание и обнаружил, что предыдущий трамвай ушел примерно три минуты назад, а следующий будет только через четверть часа. В такой ситуации раньше он закурил бы сигарету, но вот уже полгода как он бросил курить.

Стоять он не мог, присаживаться не хотел. Что-то заставляло его постоянно двигаться, как будто он о чем-то догадывался. Рядом с ним проехала машина; шины скрипнули по мокрому, покрытому мертвыми листьями асфальту.

Обычно Карла каждый день звонила ему, не потому, что любила, как он, вероятно, предполагал, а потому что беспокоилась о нем. Но вчера он довольно грубо сказал ей, чтобы позвонила тогда, когда примет какое-то решение.

— Ты справишься, Роберт?

— Слушай, Карла, я не маленький ребенок. Мне не нужна мамочка.

— Ну, как скажешь.

При этом она тихонько засмеялась, и это разозлило его еще больше. Она влюбилась в другого, в того, кто был уверен в себе и обращался с Карлой не чересчур осторожно, а как с нормальной живой женщиной из плоти и крови. Это она сказала Амондсену, но еще хуже то, о чем он даже не хотел вспоминать.

— Просто оставь меня в покое. Живи своей жизнью, и дай мне жить моей.