Тогда ты услышал

Мужик отпустил ее и отполз, что-то злобно бормоча. Она поспешно встала, подтянула джинсы, затвердевшие от грязи. Она сидела на пустой станции метро, дело шло к полуночи, но все это было уже не важно. Она не знала, сколько дней и недель она жила на улице, потому что в ее вселенной это не имело значения. Она должна была выполнить некую миссию, и у нее на это было мало времени. Это было важно. Мир вокруг нее снова исчез, съежился до крохотной светящейся точки в огромном туннеле. Голоса, опять контролировавшие ее, сказали ей, что делать. Ей нужно было пройти через этот туннель, и не важно, куда он ее приведет, и при этом она не должна заблудиться, вот и все. Тогда все будет хорошо.

13

Первый раз в этом году пошел снег. С неба, кружась, падали белые хлопья, и ветер уносил их в темноту. В квартире Даннера тепло и уютно. Паркет в зимнем саду блестит, как отполированный, несколько красиво расставленных ламп распространяют теплый свет.

А на улице свежевыпавший снег приглушает все звуки.

— Какой кофе вы пьете? — крикнул Даннер из кухни.

— С молоком, без сахара, — крикнула Мона в ответ.

Она уже узнала о нем довольно много, чтобы не попасться на его удочку. Так что чашку кофе она могла выпить совершенно спокойно. Все равно она начеку.

Даннер вошел в зимний сад с подносом и аккуратно поставил его на чайный столик. Мона хотела встать, но он жестом остановил ее. И она снова откинулась на спинку черного кожаного кресла. Все в этой квартире было черным, белым, серым, бежевым или стеклянным. Только одна картина в гостиной, выдержанная в нежно-розовых, желтых и голубых тонах, привносила разнообразие в цветовую гамму его жилища.

Первое, что пришло в голову — у него хороший вкус, но это не совсем то. «Со вкусом» — звучит как-то натянуто и пошло, а квартира Даннера была абсолютно не такой. Все казалось органичным, каждая вещь — на своем месте.

— Вам здесь нравится? — Даннер налил кофе сначала ей, потом себе, пододвинул к ней кувшинчик с молоком.

— Да, очень, — ответила Мона.

— Это Саския обставила квартиру. Я бы сам никогда так не смог.

Мона промолчала. Этим утром Даннер позвонил ей в отель и пригласил ее «на кофе и рождественское печенье». И вот пяти минут не прошло, как она здесь сидит, а он уже заговорил о своей жене. И теперь ей действительно интересно, как он будет действовать дальше. Соблюдать осторожность она в любом случае не собиралась.

— Печенье? — Он протянул ей мисочку с ванильными булочками и звездочками с корицей.

Они были слишком маленькими и аккуратными для печенья собственного приготовления. Она взяла звездочку, облитую толстым слоем сахарной глазури.

— Их обычно делала ваша жена?

Даннер поставил мисочку обратно на стол, не взяв себе ничего.

— Да, — подтвердил он. — Каждый год в это время мы приглашали членов нашего сообщества. Было печенье и глинтвейн. Под конец мы все напивались допьяна.

Он замолчал, откинулся в кресле и закрыл глаза. Мона промолчала. Она не станет помогать ему, это она себе твердо пообещала. Но оказалось трудно не смотреть на него. Его лицо с прямым носом и губами красивой формы было одновременно беззащитным и загадочным. Она хотела отвести взгляд, но тут он открыл глаза. Слегка улыбнулся, как будто поймал ее на чем-то предосудительном. Мона почувствовала, что внутренне вся напряглась. Наконец, глубоко вздохнув, он выпрямился. Улыбка исчезла, выражение лица стало деловым.

— Вы наверняка удивлены тем, что я вас пригласил.

— Да, — сказала Мона.

— Вы не догадываетесь, зачем?

— Почему же, догадываюсь.

— И?

— Какое вам дело до моих догадок? Просто скажите, что вам нужно.

— Вы стараетесь не тратить время попусту, не так ли?

— По возможности.

У Моны было такое чувство, что он сейчас заговорит о ней, и она решила действовать осторожно.

Наконец Даннер снова вздохнул и запустил пятерню в свои густые волосы.

— Еще кофе?

— У меня пока есть, спасибо. Почему вы просто не скажете то, что хотите сказать? Я имею в виду, мы же оба знаем, что это не визит вежливости.

Будто сдаваясь, Даннер поднял обе руки. Потом сложил их на животе и вытянул длинные ноги. Он сидел к Моне вполоборота, голову слегка склонил к плечу. Взгляд устремлен в окно, где кружит снег.

— Я хочу, чтобы кто-нибудь мне поверил, voila.

Мона расслабилась.

— Это я могу понять.

— Я хочу поговорить с кем-нибудь о Саскии. Можно с вами? Чтобы вы сразу не…

— Я не исповедник, если вы это имеете в виду. Я вас выслушаю, но ничего не могу обещать, абсолютно ничего.

Даннер повернулся к ней, и сразу же снова отвернулся.

— Я любил Саскию. Вы в состоянии понять это?

— Конечно, — ответила Мона. После разговора с полицейским-психологом она усвоила, что это правило, а не исключение.

Даннер продолжал говорить, как будто не слышал ее.

— Мы познакомились примерно четырнадцать лет назад. Она тогда еще училась и подрабатывала официанткой в «Оазисе». Это забегаловка неподалеку от универа, может, вы знаете.

— Нет.