Тогда, в Багио

Беседую с гроссмейстером Игорем Зайцевым в спокойной домашней обстановке, когда можно спросить о том, о чем не пристало спрашивать в Багио. Там Зайцев выглядел человеком, до предела собранным, ушедшим в свои мысли и заботы. Это была не маска. Это была настоящая сосредоточенность, помноженная на ответственность. Разговор идет о теоретической подготовке к матчу.

— Карпов привез с собой на чемпионат много новинок. Не все пригодились. К счастью. Усилия Карпова и его тренеров сводились на первой стадии матча к тому, как выбить из рук претендента главное его дебютное оружие. Этим оружием при игре черными был открытый вариант испанской партии. Претендент, чувствовалось по всему, отшлифовал дебют очень тщательно. Мы понимали: нужны серьезные усилия, чтобы выбить оружие из рук Корчного. Для этого можно было не пожалеть многих дней. И ночей тоже. Ибо это была оперативная работа. Она не терпела раскачки. Важно было найти не только абсолютно лучшие ходы. Важно было найти наименее исследованные продолжения, способные повернуть партию в новое русло. Таким в восьмой партии был девятый ход.

По поводу этого хода гроссмейстер Михаил Таль писал в еженедельнике «64»:

«Трудно говорить, лучше или хуже этот ход обычного, уже дважды встречавшегося в матче. Но то, что он менее исследован, это бесспорно. Во всяком случае, в настоящей партии эффект неожиданности дал блестящий результат».

Уже через ход Корчной избрал неточный план.

Секундант претендента англичанин Р. Кин несколько раз в интервью говорил о том, что Корчной подготовлен к матчу теоретически и в этом, мол, немалая заслуга его, Кина. Любопытно, что после окончания восьмой партии тот же Кин во всеуслышание объявил, что к десятому ходу Корчного английские шахматисты не имеют ни малейшего отношения.

Позже А. Карпов скажет: «Пишут, что матч в Багио дал мало нового, но тут я хотел бы заметить, что то же самое писали о матче Фишер — Спасский. Слишком велико напряжение поединка. И вместе с тем я считаю, что было много новых идей в области дебюта, например в открытом варианте испанской партии, в ферзевом гамбите, в защите Нимцовича».

Эти открытия, обогатившие древнюю игру, будут взяты на вооружение шахматистами мира.

Пусть чуть-чуть, но они стали глубже, наши шахматы.

ГЛАВА X

Этот разговор произошел в самолете, летевшем из олимпийского Мюнхена.

Мой товарищ Владимир, смотревший с первого до последнего дня соревнования штангистов, перелистывал блокнот и время от времени цокал от восхищения:

— Сегодня мухачи справляются со штангой, которая была еще недавно подвластна только тяжеловесам. Куда идем? Чем кончится? Поглядеть бы одним глазом на Олимпиаду двухтысячного года.

— Ты убежден, что все только впереди? — спросил журналист Николай. — Кругом было столько интересного, а некто, как добровольный затворник, сидел в «Павильоне Поднятия Весов» и смотрел, как «играют в железку», не желая отвлекаться ни на что больше.

— А что было интереснее? — снисходительно спросил наш однолюб.

— Тогда ответь, приходилось ли тебе слышать об одном греческом гражданине Бибоне, отличившемся на Олимпийских играх? — спросил Николай.

— Подтверждаю свое уважение такому знатоку, — сказал я, — но не могу не заметить, что вышеназванного чемпиона зовут вовсе не Бибон, а всего-навсего Бимон и был он родом не из Греции, а из Америки, это я так, между прочим…

— А стал знаменит этот Бимон тем, что в 1968 году нашей эры, прошу обратить внимание на это обстоятельство — нашей эры, смог прыгнуть в длину на восемь метров девяносто сантиметров и установить мировой рекорд, — добавил Владимир и, полуобернувшись ко мне, произнес: — Не понимаю твоих придирок к Николаю. Человек перепутал одну только букву…

— Ничего-то я не перепутал, — невозмутимо отвечал Николай. — Это все вам только кажется, надо больше читать. Был такой Бибон. Жил в Греции две тысячи пятьсот лет тому назад. Прославился тем, что поднял над головой камень весом примерно сто сорок, килограммов.

— Удивил. Теперь поднимают двести пятьдесят.

— Не спеши, на камне, который хранится в Олимпии, написано: «Бибон поднял меня над головой одной рукою». Если не трудно, назови такого силача из своих знакомых.

— В наше время этого упражнения нет — жим или толчок одной рукой. Так что не с чем сравнивать. Других более убедительных примеров превосходства прежних над нынешними не найдется ли?

— Это можно. В том же музее хранится свидетельство о другом греческом атлете, который поднял каменную плиту весом в полтонны.

— Взвесили, и оказалось точно — полтонны грамм в грамм, специально для потомков, чтобы тем не пришлось переводить греческие меры веса в свои, — не удержался Владимир. — И потом неясно, что этот безвестный герой древности сделал с плитой, поднял ли ее на грудь или над головой или просто приподнял на два пальца.