— О, если на то пошло… если тошнит… лучшего места, чем танцзал, не придумаешь…
Марго подавила смех, прикрыв рот платочком; Соната сердито топнула ногой.
— Знаешь что, Ауримас… Совесть надо иметь!
Она часто-часто заморгала — вот-вот заплачет, и отвернулась; и Ауримасу стало не по себе. Он понял, что пересолил, а теперь — как вернуться в привычную колею; при чем тут Соната? При чем тут она, если у него раскалывается голова, сосет под ложечкой, а уж настроение — хуже некуда, к тому же неизвестно отчего; если вспомнилась Ийя, и он невольно в своих мыслях поставил их рядом — ее и Сонату; дурацкая, бессмысленная затея; Соната Соната Соната — шуршала ручка; отшуршала, все, лежит-полеживает на столе в комнате с цветастыми обоями — колпачок завинчен, перо отдыхает; Ийя Ийя Ийя — проплывает в мглистой дымке лицо, змеятся льняные волосы, переливается бирюзовая лента; бирюзовая? Неужели и там была лента, неужели тогда тоже?.. Нет, нет, не было — ничего не было тогда: ни ленты, ни зала, ни Сонаты… Разве могу я сказать тебе, что солдату жаль снов, — и потому я не пришел к тебе, что Ийя… ведь Ийя — возможно, тоже сон, как и многое из той поры —
— Иду, иду! — она уловила сердитый взгляд Ауримаса. — Все понятно, — повернулась она к Сонате. — Мне тоже надо разыскать своего, ну, Гарункштиса…
— Мике?
— Да, литератора… Такова наша доля — гоняться за ветром… и, как говорит мой папочка…
— За ветром?
— Ага… все, мы, Соната…
— Я ни за кем не гоняюсь, — сказала Соната.
— И я — ни за кем… — пожала плечами Марго. — Но приглядеть за нашими ребятами, Соната…
— Ты как хочешь, а я — не гоняюсь, — Соната выпятила губы; они дрожали. — Неужели тебе еще неясно, Марго?
— Ясно, ясно, дорогуша, — Марго приподняла руки, словно обороняясь. — Ах, мне все насквозь ясно, Соната.
Она пристально глянула на Ауримаса, слегка задумалась, ни с того ни с сего улыбнулась — себе самой или Ауримасу, — только не Сонате, нет, потом — руки в боки — повернулась и по-птичьи легко унеслась по коридору в зал; там уже гремела музыка.
— Ну, касатка, — проводил ее Ауримас взглядом. — Ох, была бы ты такая…
— Какая? — содрогнулась Соната, пронзив его своим зеленым взглядом. — Какая, Ауримас?
— Да вот такая… попроще…
— Я сущая овца, Ауримас. Другая бы на моем месте и не так с тобой сегодня… а я… Я овечка, и ты это знаешь, не то бы…
— Пойдем в зал. Музыка.
— Английский вальс?
— Танго. «Ла Компарсита».
— Это твое танго.
— Мое. И поэтому я приглашаю тебя. Только ты больше не сердись, ладно? Плохое настроение губит красоту. А я хочу, чтобы ты всегда была красивой.
— Хочешь?
— Ну конечно! Да ты и так красивая, Соната.
— Красивая овца?
— Ты сама знаешь, кто ты.
— Дай-ка зеркальце.
Ауримас подал ей зеркальце; Соната деловито глянула, пригладила пальцем брови; поправила ожерелье, одернула платье — опять новое, светло-голубое с зеленым отливом, взяла под руку Ауримаса и первая вошла в зал.