Together (СИ)

Чуть позже Бет стянет шапку и, встряхнув белокурыми волосами, устроит голову на широком плече Диксона, закрывая глаза. Тот перехватит руль одной рукой, а второй приобнимет девчушку, словно оберегая.

От печки становится тепло, и пальцы отогреваются, и неудержимо хочется спать.

— Рождество в тюряге, мелкий. Вот это охуеть, не смел и мечтать, — проворчит Мик перед тем, как Йена окончательно смотрит сон. — Блять, у меня нет даже подарка, — донесется уже через дрему. И Йен потом, как проснется, обязательно скажет, что нахуй все подарки, мишуру, конфетти. Потому что живой Микки Миклович рядом — и нихера ему больше для счастья не надо. Совсем.

========== Глава 36. ==========

Комментарий к Глава 36.

https://vk.com/doc4586352_457019836?hash=5ea9d90db66904b4b5&dl=d8fac4f0270fde7740

— Вот и нахуй мы притащились сюда? Здесь ж если сдохнешь, через год найдут только, не раньше. И то, епта, если повезет очень.

Мик сейчас такой хмурый и одновременно нахохленно-настороженный, что Йену ржать хочется в голос. Но знает, нельзя, не сейчас, пока все так напряженно и шатко. Позволит себе лишь дернуть плечом, закусывая губу, чтобы не рассмеяться. Швырнет сумку в ближайшее кресло, разглядывая белую мглу за заиндевевшим окном.

— А ты предпочел бы потусить в Чикаго? Где твоя рожа на каждом столбе и, кажется, даже ищейки копов тебя, не напрягаясь узнают? Легко, можем хоть сейчас прокатиться. Вызвать такси?

И даже лезет в карман за телефоном, вбивает первые цифры, пока его не прерывает ворчание:

— Заебал, убери эту хуету с глаз моих, — и за руку дергает так, что телефон с глухим стуком падает на пол, отлетает в угол куда-то. Вскидывает глаза, печальные и больные. Мутные, как заплаканное небо хмурой промозглой осенью. Неверящие и тоскливые, как у пса, которого всю его жизнь шпыняли и крыли лишь матом. Пса, что ни разу не слышал доброго слова.

“Это то, что с людьми делает тюрьма? Но он был там и раньше… Или виновата Мексика — практически ссылка из дома… если таковым можно назвать Саус Сайд — прогнившее гетто, захламленные трущобы, где на каждом углу лишь использованные шприцы и гильзы, где блевотину уже не пытаются оттирать с порога каждого второго бара, где разговаривают только пушкой иль кулаками… такой вот дом. Можно по нему тосковать?” — Йен никогда не скажет этого вслух, не подумает даже. Йен… блять, Йен не будет заморачиваться этим дерьмом, потому что другой жизни они и не знали.

Сегодня — канун Рождества, и Йен молча тащит небольшое колючее деревце с улицы, достает с чердака коробку со стеклянными шарами, выуживает спутанные и запылившиеся провода с огоньками.

— Пиздец, Галлагер. Ты на полном серьезе? Не говори, что где-то у тебя припрятана псина в свитере и корзинка для пикника. Может быть, еще и белая булка для уток, которых похерачим кормить на пруду?

— Какой, нахуй, пруд. Ебун несусветный, снаружи даже яйца от мороза звенят. Не пизди и помоги лучше распутать…

Мик кажется малость /самую малость, ага/ охуевшим, но отчего-то берет спутанную гирлянду, не прекращая ворчать.

— Я охуею, если ты еще решишь испечь какой-нибудь поебени имбирной, как в тех фильмах, над которыми Мэнди раньше сопли распускала. А еще что? Подарки под елку в разноцветной шуршащей бумаге? Шампанское в тонких фужерах. Бля, я… внатуре щас блевану.

Это маленькая хижина в такой глухомани, что людей вокруг — на мили ни одного. Йен подготовился, несколько раз до Чикаго мотался, чтобы вначале отмыть это нежданно свалившееся от деда наследство, а потом все необходимое к праздникам запасти. В конце оставалось одно лишь последнее в году дело — пустяк. Метнуться через границу за одним долбоебом, которого последний раз видел с полгода назад в бабских шмотках с накрашенными губами.

— Я рад, что нашел тебя, Микки, так быстро, что ты согласился… приехать.

— Ты мне как бы выбора не оставил. А у меня вообще-то типа планы имелись.

— Ну, да… Ебашиться в Dota, запивая злость скисающим пивом?

— А ты так уверен, что твоя жопа — сокровище уникальное что ли? Я вот не въеду никак…

— И не пытайся…

Ему хочется дать по ебалу, а потом целовать так, пока не лопнет губа, пока пол не закачается под ногами, а в голове не взвоют сирены. Его хочется нагнуть вот над этим диваном, штаны сдернуть одним движением, присунуть без подготовки… и трахать… долго, с оттяжкой, почти выходя до конца и вбиваясь с новой силой… Его хочется… его просто хочется рядом. До конца этой ебаной жизни. В печали и радости… сука…

Йен пробовал без него, нихуя же не вышло в итоге.

“Я без тебя, сука, не существую же даже. Я без тебя — какая-то пародия на попытку жить”.

— Давай мы с тобой поругаемся завтра, ты расскажешь, какой я мудлан и уебок, что бросил тебя на границе, не пошел до конца, что нихуя не имел права вот так возвращаться, переворачивая на уши уже привычную жизнь. Давай ты мне все выскажешь завтра? Хочешь, отпизди до разбитой рожи, до зубов на полу, поебать. Что хочешь, Микки, только сейчас… помолчи?..

— Из нас двоих — это ты пиздишь, не унять…