- Ну, сейчас святым любого убийцу назначат, лишь бы политическому моменту соответствовал. Нет, это те, кого никто и не знает, зачастую - отшельники. Большая часть народа на Земле - управляема, меньшая - неуправляема. Мечта любого властителя: контролировать всех, всеми управлять, то есть эту меньшую часть нужно подчинить, а, если это не удается, то истребить. Но вот какая неловкость: эта меньшая часть людей - и есть ум Земли, ее информационное поле, ее потенциал. Поубивают всех нахрен - капец Земле, как таковой. Радуга пропала, Всемирный Потоп случился, только новый Ной спасется. А, может, уже и не нужен будет никакой Ной - проект "человечество" закрыт (об этом в моих книгах "Радуга 1, 2").
- Чего это тебя на воспоминания об этом Пильщикове потянуло? - интонация у кота сделалась озабоченной.
- Так сегодня ровно десять лет, как я к нему в Петербург человечка возил - тогда я там извозом промышлял. Немец был, он Николая Дмитриевича и убил из револьвера выстрелом в голову. Как раз за день до того, как у Пильщикова намечалась встреча с Вернадским. Подсчитали немцы, что если эти двое друг друга поймут, все мечты о мировом господстве рухнут. Потом, конечно, объявили это дело самоубийством, хотя пистолет лежал на столе, а тело нашли на кровати. Опять же, наследил этот немец на подоконнике, пока в комнату к Пильщикову пробирался. Ох, и разговорился потом убийца, никак не мог речь свою унять. И по-русски, и по-фински, и по-тарабарски. Вышел у Волковки, повернул к кладбищу и пропал.
- Ну, что же - бывает. Постой, а это кто?
Антикайнен почувствовал грубый пинок по своему боку и открыл глаза. Кота и след простыл. На него смотрели жуткие в колеблющемся пламени свечи лица двух человек. Тот, что постарше, со свечкой в руках, отступил назад на несколько шагов. Молодой же, напротив, встал еще ближе, явно примеряясь, чтобы снова лягнуться.
Тойво перекатился через плечо, одновременно поднимаясь на ноги. Используя инерцию своего движения, добавляя к нему ускорение поворота на месте, он по широкой дуге выбросил вперед ногу и всадил ее прямо в ухо любителю попинаться. При этом Антикайнен не произнес ни одного слова, а столь неожиданно получивший по башке парень сказал "хек" и улетел на ближайшую детскую кроватку. Вновь подниматься на ноги он не торопился, притворившись крепко спящим.
- Ты это чего? - голосом кота спросил взрослый мужчина.
- За Пильщикова ответишь, - сказал ему Тойво.
Свеча в руках у ночного визитера задрожала, вероятно, он изрядно расстроился.
- Я не виноват, я только возил, мне Николая Дмитриевича всю жизнь было жалко.
- Здесь что делаете?
- За домом пришли посмотреть, хозяева так и не вернулись.
Лицо говорившего показалось Антикайнену смутно знакомым. По ночам, вообще-то, по чужим домам ходят только с определенной целью. Но не с такими лицами. Родственник? Тогда пришел бы днем. Опять же, знает, что хозяев нет. Мент? Так тех за версту видать, они до самой своей смерти в избранность верят, придурки. Кто же тогда?
Железнодорожник! Он был в конторке, когда Тойво интересовался о поезде, на котором вывезли семью Лотты. Стало быть - это мародер, точнее - это мародеры.
- Назови мне причину, по которой я тебя не должен убивать, - сказал Антикайнен, отобрав у волнующегося мужчины свечу. - Только, умоляю тебя: ни слова про больных родственников, малых детей и грех на душу.
Ночной грабитель затрясся, как осиновый лист, несколько раз сглотнул пересохшим ртом, потом спросил:
- А с этим что? - он кивнул на тело своего подельника, так и пребывающего до сих пор в стране вечной охоты.
- Ну? - грозно пророкотал Тойво, пропустив вопрос мимо ушей.
- Я литеру столыпинского вагона знаю, по ней можно определить, куда отвезли людей.
- Только не говори, что она у тебя на работе! - еще грознее заметил Антикайнен.
- Почему - на работе? - поспешно заговорил мужчина. - У меня в блокноте все записано, а блокнот всегда со мной. Вот, сейчас!
Он достал из кармана потрепанную записную книжку, вытащил также очки и химический карандаш. Приблизившись к свече и нацепив очки на нос, железнодорожник нашел нужную страницу и, послюнявив карандаш, обвел какую-то цифирь с буквами.
- Вот! - сказал он и показал Тойво.
Тот выдрал страницу, сложил вчетверо и убрал в свой бумажник.
- Обещал не убивать! - напомнил мужчина.
- С тобой Пильщиков с того света разберется, - проговорил Антикайнен, намереваясь уходить прочь из этого некогда живого дома. - Да, вот еще! Котов местных тронешь - я приду, тогда уже от меня не откупишься.
- Не трону! - с видимым облегчением поспешил заверить железнодорожник, не в силах сдерживаться, добавив. - Люди добрые, что же это творится-то?
- Добрые, говоришь? - усмехнулся Тойво. - Революция, ты научила нас видеть несправедливость добра (слова Юрия Шевчука).
4. В Советской России.
Поле того, как между Финляндией и Россией были установлены границы, особенно рьяно охраняемые в пределах Карельского перешейка, перебраться через них сделалось сложнее, чем в прежние годы. Во всяком случае, руководствуясь только желанием, их было не пересечь.