Тойво - значит "Надежда" 2. Племенные войны.(СИ)

Финнов в Питере без дела болталось не в пример больше, чем эстонцев, поэтому из финнов формировались батальоны. Руководство отделениями, взводами и ротами было предоставлено самим чухонцам, отдавая предпочтение былому опыту гражданской войны и обучению в шюцкоре.

Эстонцев было мало, и все они стремились пристроиться к обозу, чтобы колоть дрова, за лошадями ходить, тяжести носить. Латыши все скопом по ЧК разбежались, литовцы с поляками сделались кавалеристами и тоже ушли в неизвестном направлении - вероятно, к конюшням. Мадьяров, румынов и прочих малых представителей больших народов присовокупили к русским и дали им всем по флагу в руки.

Все, можно было заниматься формированием Красной гвардии, упустив из названия два слова - "рабоче-крестьянской".

Тойво оказался среди избранных, что было совсем неудивительно. Едва только к ним в роту пришел инструктор, как он сразу же сложил свои полномочия, и новым инструктором сделался сам Антикайнен. Может, это могло показаться кому-то странным, но не Акку Пааси, который затащил Тойво в каптерку и долго тряс ему руку в приветствии. Он-то и был этот инструктор.

- А нам Бокий сказал, что ты в овощ превратился, перенапрягся там что-то, или как-то так заболел, - сказал он.

- Я тут в овощ быстрее превращусь, - криво усмехнулся Антикайнен. - С деньгами-то моими разобрались?

- Да все нормально, никто не в накладе, - махнул рукой Акку. - Ладно, некогда мне с тобой в разговоры играть: раз ты теперь инструктор - учи их сам по своему усмотрению. А мне в Питере еще вещами кое-какими заниматься надо. Бывай!

Он скорехонько убежал, а Тойво остался, все больше и больше погружаясь в тоску.

When there's nothing here to save the day,

Then we have to say:

There's a reason for it.

When there's nothing left for us to do,

You're left without a clue.

There's a reason for it.

Don't know how it got away from me,

Don't know how I let things go, you see,

Don't know why it took a sudden turn,

Didn't seem to be a big concern.

There's a reason for it (A-Ha - There's a reason for it).

Когда ничего нет, чтобы спасти настоящее,

Тогда мы должны сказать,

Что на это есть своя причина.

Когда нам ничего не остается делать,

И ты остаешься без путеводной нити.

На это есть своя причина.

Не пойму, как это ускользало от меня

Не пойму, как всё валилось из рук, понимаешь.

Не пойму, почему так все внезапно повернулось.

Не кажется это большой заботой.

На это есть своя причина (Перевод).

Однако попала собака в колесо - пищи, но беги.

К своему удивлению подготовка курсантов оказалась чрезвычайно занимательным действием. Обучая их азам шюцкоровского способа ведения боевых действий, он начал обучаться и сам. Доктрина Красной гвардии была сугубо наступательной: война на территории противника, беспощадное его уничтожение, установление своего порядка. Это называлось "Мировой революцией".

С теорией было трудно: учебники и мемуары видных царских военачальников, конечно, были, но исключительно на русском языке. Даже записки с японской войны Маннергейма - и то не по-фински. Оно и понятно: для этого земляка родными было два языка - русский и шведский.

Тойво изучал Брусилова, его стратегию и тактику, зачитывался "Анабасисом" Ксенофонта, его видением перспектив, и удивлялся - все очень просто, все основано на здравом смысле. Правда, русский язык давался плохо, может, поэтому и знания хорошо откладывались в голове, что получать их приходилось с трудом, переводя каждое предложение и тщательно постигая его смысл.

Кто-то из товарищей командиров рассказал ему про самого молодого стратега первой мировой войны, семинариста из Кинешмы, Александра Василевского, ставшего в 1916 году в возрасте 21 год штабс-капитаном. Но Василевский где-то потерялся в пучине Революции, привлечь его к курсам командиров не представлялось возможным. Царские офицеры со стороны красных, воюющие против других царских офицеров со стороны белых, к преподавательской деятельности относились скептически: они не видели перспектив после себя, следовательно, и не старались воспитать смену.

Курсы закончились, едва успев начаться. Финский стрелковый полк, где преподавал Антикайнен, отправился на Восточный фронт, а его неожиданно вызвал к себе сам Ровио.

- В общем, так, - сказал он. - Будешь принимать участие в учредительном съезде финской компартии.

- Когда? - уныло поинтересовался Тойво.

- В августе, - ответил Ровио. - Тебя, между прочим, к себе Бокий хочет забрать.

- А можно не забираться к Бокию? - вздохнув, спросил Антикайнен.

- Можно, - сразу согласился старший товарищ. - Водки выпьешь?

Тойво отрицательно покачал головой.

- Тогда - коньяку, - это было уже утверждением. - После съезда поступишь на командные курсы в Интернациональную военную школу в Петрограде. Тогда Бокий не сможет взять тебя в свою команду.

Он разлил в две пузатые рюмки шустовского коньяку, с удовольствием принюхался к запаху, протянул одну грустному Тойво и произнес тост:

- Хелекейн-келекейн (есть такой тост по-фински, без перевода).

- Киппис (за здоровье, еще один финский тост), - ответил тот и тоже выпил.