Токеа и Белая Роза

Оцепеневшая индианка смотрела на Розу незрячими глазами, ее смятенные мысли блуждали в неведомых далях. Она напоминала прекрасную бронзовую статую, хотя и вздрагивала при алейшем шорохе, испуганно съеживалась, заслышав шаги скво. А голоса крикливых соплеменниц просто терзали ее.

Так прошел целый день и миновала ночь. Девушки не покидали вигвама, но и ни одна из скво не пришла повидать их. Наконец, под утро с берега послышались мужские голоса. Мико со своими воинами возвращался с охоты. Канонда поднялась, но у нее подкосились колени, и ей пришлось опереться о стену.

Вождь стоял среди воинов. Скво с кривыми ухмылками что-то многозначительно им шептали, указывая руками на хижину, где жил британец. Но вот Канонда увидела, что вождь направляется в ее сторону. Воины шли за ним. Она шагнула к выходу, чтобы приветствовать отца. Скрестив на груди руки, она молча ожидала его приказаний.

- Воины сказали своему мико, - заговорил он, - что посланец вождя Соленого моря пришел в вигвам окони. Почему же глаз мой не видит его?

Канонда безмолвствовала.

- Неужели Канонда совсем разучилась слушаться своей крови и привела сюда бледнолицего, янкиза и указала ему тропу, которую ищут враги? Мико думал, что у него есть дочь, но Канонда не дочь мико окони. Вон! - не скрывая отвращения, крикнул он. - Какой-то благородный семинол обманул ее мать, и та дала жизнь лгунье.

Услышав чудовищную хулу на свою мать, Канонда упала, словно пораженная громом, к ногам отца и потянулась, чтобы коснуться его одежды. Он оттолкнул ее с брезгливой поспешностью.

- Вон! - повторил мико.

Однако девушка не размыкала губ, не молила о прощении.

- Мико вскормил на груди змею, - снова заговорил Токеа. - Он даром потратил бобровые шкуры. Белая Роза привела в вигвам лазутчика его заклятых врагов. Через несколько дней мико и его воины растерзают бледнолицего.

Индейцы повторили слова голосами, глухими от ненависти. Двое самых свирепых двинулись к занавесу, за которым стояла Роза.

Но не успели они к ней приблизиться, как неподвижно распластавшаяся Канонда была уже на ногах и, преградив им путь, закричала:

- Это я, Канонда, указала тропу бледнолицему, я провела его через болото.

Занавес распахнулся, и на пороге появилась Роза.

Мико взглядом следил за быстрыми движениями дочери. Он был ошеломлен ее дерзостью, трудно было даже поверить, что она встала между ним и жертвой его ярости. Но когда он увидел Розу, его неподвижное лицо исказилось свирепой гримасой, и рука потянулась к боевому ножу.

- Моя вина! - в ужасе закричала Канонда.

- Нет, это я привела в вигвам белого юношу, - с дрожью в голосе воскликнула Роза.

Мико застыл на месте. Благородный спор за первенство в смерти оказал свое воздействие. Черты его смягчились.

- Вон! - сказал он, горько усмехнувшись. - Неужели Канонда считает отца глупцом, неужели у него такие плохие глаза, что он не видит, кто привел чужеземца? Я видел след Канонды. Но ею двигал лживый язык Белой Розы.

- Угодно ли моему отцу, - умоляюще сложив на груди руки, сказала Канонда, - дать волю языку дочери?

Воцарилось всеобщее безмолвие. Ярость и отеческая любовь боролись в сердце мико. И последняя все-таки одержала верх.

- Канонда может говорить.

- Отец мой! Бледнолицый юноша поклялся честью, что он не лазутчик и вовсе не из янкизов. Он приплыл с острова, о котором ты рассказывал, что там стужа и лед. Его народ встал на тропу войны с нашими врагами, с янкизами. Еще не так много солнц назад он со своими людьми был в Соленом море. Они хотели подняться вверх по Отцу рек и спалить вигвамы наших врагов. Он сказал, что вождь Соленого моря - вор, что он схватил юношу и его братьев во время охоты за черепахами и заточил их в своем вигваме. Но юноша убежал, целых восемь солнц пришлось ему голодать. Его народ собирается повесить морского вора. Отец, твоя дочь спасла его от зубов водяного гада, он был почти мертв. Скво это знают. Он хочет попасть к своим братьям и проучить своих врагов. Он не лазутчик, ладони его нежны, он был слишком слаб и оказался здесь не по своей воле.

- Еще какую ложь приберегла Канонда для своего отца? - спросил мико, но уже без прежней суровости. - Язык ее не в меру проворен.

Девушка пристыженно опустила глаза. И все же нельзя было не заметить, что ее слова не прошли мимо ушей отца. Все, о чем говорилось в прокламации, полностью подтверждалось словами дочери.

Мико задумался. Он был индейцем, но не был кровожадным и жестоким. Окажись он в иных, цивилизованных условиях, мико мог бы стать героем, надеждой и опорой тысяч, миллионов людей. Но в своем настоящем полудиком состоянии, затравленный, осмеянный, ожесточенный, подчас не узнающий самого себя в деяниях, совершенных им или ему приписываемых, он, пожалуй, мог бы и дочери нанести смертельный удар.

Канонда слишком хорошо знала отца, чтобы ожидать мгновенных перемен настроения. Обнимая Розу, она продолжала увещевать его: