Токеа и Белая Роза

— Это я, канонда, — повторила она, уронив еще несколько капель на рану и перевязав ее. — Вот здесь сок винограда. А тут куски дичи. А это, чтобы тебе было тепло.

Она укутала чужеземца одеялом, с минуту постояла у входа и, перешагнув через завал, понеслась обратно. Чем короче становился путь, тем тяжелее и не увереннее ступали ее ноги. Вскоре она увидела у вигвама знакомую фигуру.

— Роза! — напустилась на нее Канонда. — Где ты была? Мико спрашивал про тебя!

— Здесь, — ответила Роза, взмахнув кувшином.

— Идем, — Канонда взяла ее за руку и повела в вигвам.

Токеа внимательно посмотрел на приемную дочь.

— Уже сменились две луны, а я не вижу румянца на щеках Белой Розы, ее глаза всегда полны слез. Но Вождь Соленого моря осушит их.

Роза судорожно вздохнула и разрыдалась.

— Белая Роза, — хладнокровно продолжал мико, — станет женой великого воина, он введет ее в свой вигвам, полный богатой добычи. Руки моей дочери не будут знать работы, скво начнут завидовать ей.

Токеа вытянул ноги и лег на скамью, укутавшись одеялом. Канонда обняла Розу и повела ее в комнату, служившую им спальней.

Тщетно пыталась уснуть Роза. Бледное лицо умирающего чужеземца стояло у нее перед глазами. Миновало несколько часов, а сон все не шел. Наконец, из передней комнаты послышался тихий шум. Это означало, что мико уже встал. Канонда спрыгнула с постели, склонилась над Розой, приложила к губам палец и тут же убежала к отцу.

Вождь был занят приготовлениями к долгому походу, который именовался большой осенней охотой. У криков она длилась недели, а то и месяцы, и проходила в местах, удаленных порой на сотни миль. Сборы заняли у Токеа считанные минуты. Он приготовил две сумки: одну с табаком, другую — с запасом свинца. Обе тщательно уложил в Ягдташ и повесил на плечо. Потом заткнул за пояс боевой нож и взял свой двуствольный штуцер. Молодая индианка подала ему лук, стрелы и мешок с едой. Сделав свое дело, Канонда выжидающе взглянула на отца. Он коснулся ладонью ее лба. Его суровые черты как будто немного смягчились. Отец и дочь смотрели друг другу в глаза. Это был безмолвный разговор. И словно убедившись, что он понят дочерью, Токеа повернулся к двери.

Перед вигвамом уже стояло около полусотни воинов, все были вооружены и экипированы. Они подошли к жилищу вождя неслышно и ожидали его в полном молчании. Как только вождь оказался среди них, все безмолвно последовали за ним и направились к берегу с какой-то жутковатой таинственностью.

Дочь застыла на пороге, остановленная знаком отца. Некоторое время она напряженно прислушивалась, покуда не донесся первый всплеск. Тогда Канонда закрыла дверь и вернулась к Розе.

— Они ушли.

— Пойдем к чужестранцу.

— Белая Роза, — сказала индианка, — должна спать. Иначе ее бледное лицо выдаст все, что она прячет в груди. Мои краснокожие сестры догадливы и хитры, их глаза широко раскрыты. Они легко разберут следы, которые мы оставили у тростника. Любая девчонка успеет известить мико. Канонда сама проведает чужеземца, а ее сестра пусть пока отдохнет.

Она усадила Розу на скамью и исчезла за занавесом.

То ли на Розу подействовала спокойная, ласковая речь Канонды, то ли сказалась усталость, но уже через несколько минут она крепко спала.

5

Наряду с благородными душевными качествами, составляющими национальный характер индейца, далеко еще не оцененный по достоинству во всей его нравственной глубине, они имели одну особенность, которая никак их не красит и вызывает чувство неловкости у всякого нравоописателя. Это невообразимое равнодушие, точнее, грубое бесчувствие по отношению к женщине. Они не видят разницы между женщиной и домашней скотиной. История Нового света убедительно доказала, что те из индейских племен, в коих права человека приложимы лишь к одной половине, не выходят из состояния дикости и варварства, а отступление от диких традиций облагораживает быт племени.

Народ, о котором мы повествуем, в известном смысле поднялся лишь на первую ступень культуры. Свет цивилизации чуть забрезжил, земледелие и ремесла только начали манить выгодой, и хотя это были всего-навсего робкие всходы прогресса, они не замедлили сказать на участи женщины. Жены и дочери окони были по-прежнему подъяремны: они пахали землю, сеяли зерно, убирали урожай, разводили табак, дубили оленью и крокодилью кожу, ткали одежду из хлопка. Но именно возросшие потребности мужчин не могли не возвысить в их глазах женщин — дарительниц удовольствий.

Возможно, не последнюю роль в этих добрых переменах сыграло и то обстоятельство, что во главе женской половины маленького народа стояла Канонда. Безграничный авторитет отца и священный страх перед ним не позволяли мужчинам перечить его дочери. Кроме того, Канонда была хозяйкой по натуре и своими поступками доказала, что не только чувствует оскорбительное неравенство полов, но и пытается его по возможности сгладить. Девушка обладала острым природным умом, что не такая уж редкость среди юных индейцев. Во всяком случае, он служит им в жизни куда более надежно, нежели нашим замороченным дочкам вымученная пансионная образованность.