Токийская головоломка

На мгновение я растерялся, не понимая, что делать, но, рассудив, что не хочу столкнуться с ним, зашел в лес и решил отступать обратно к магазину скутеров. Однако только я зашел в заросли травы посреди деревьев, как меня окликнул мужской голос, совсем как у Митараи. «Сейчас я наконец-то проснусь», – подумал я. Все, что я сейчас наблюдал, казалось сном… Однако я ошибся.

– Исиока-кун, постой!

Я остановился на краю леса и обернулся на голос. Это был тот огромный кролик. Вернувшись на середину иссохшей тропинки, я встал напротив мерзкого существа. Чем дольше кролик смотрел на меня своими большущими блестящими глазами, тем более жуткое выражение принимала его морда.

Подняв обе лапы, кролик, казалось, почесал свои длинные уши у оснований. А затем его голова резко задралась вверх, и из-под нее показалось вспотевшее лицо Митараи.

Так это была карнавальная маска! Митараи зажал кроличью голову нижней стороной вперед, так что мне была видна пустота внутри нее.

– Пойдем, покажу кое-что, – поманил он меня и, развернувшись ко мне взмокшей спиной, пошел вперед по тропинке.

Спустя метров десять мы вышли к магазину с коричневыми дощатыми стенами и широкой витриной. По сравнению с предыдущими лавками он был довольно-таки ухоженным. Подойдя ближе, Митараи указал пальцем на витрину. Внутри нее навалом лежали похожие маски – морды обезьян, медведей, птиц и еще каких-то животных, которых я с ходу не опознал. Все они были полыми, под размер человеческой головы.

– Местные игрушки. Что-то вроде праздничных масок у буддистов на севере Индии, – пояснил Митараи.

Я взял маску из рук Митараи и, высоко подняв ее, продел в нее голову. Выдыхаемый воздух начал собираться вокруг лба, стало довольно душно. Из двух маленьких отверстий в районе глаз виднелась окружавшая меня незнакомая местность.

«Ящик с передвижными картинками», – подумал я. В детстве я часто натыкался на такую забаву. А в людных местах или на крышах торговых центров мне попадались бинокли, в которые за монетку можно было недолго понаблюдать за сказочными куклами или гондолами, качающимися на воде. Здесь было то же самое. Сквозь две дырочки внутри тесной маски, единственной вещи, придававшей хоть какое-то ощущение стабильности, мне открывался диковинный мир, в котором я был совершенно беззащитен.

Голова кружилась все сильнее, но я пытался вспомнить, что произошло. Мне стало дурно в выставочном зале Токийского университета, и я упал без чувств. Как раз зашедший Митараи вдвоем с сотрудником оттащили меня на кровать в комнате смотрителя. Услышав об этом, профессор Фуруи примчался и сделал мне укол. После этого мне стало значительно лучше.

Комната смотрителя тоже была набита сосудами с мерзкими образцами, и от их вида меня вновь хватил озноб. Однако, услышав, что все это были звери или рептилии, я наконец успокоился.

– Ну-ка, взгляните. Что видите? – профессор Фуруи поднес к моему лицу предмет, напоминающий игрушечную мышку. Профессор перевернул ее лапками вверх. На брюшке виднелся разрез, из которого торчали внутренности. Я щелкнул пальцем по хвосту, и он покачался из стороны в сторону.

– Резиновый муляж? Хорошо сделан.

– Нет, она настоящая. Мы залили пластиковую смолу в мышиный труп, – невозмутимо ответил профессор.

– Профессор хочет сделать то же самое с человеческим телом. А еще вынашивает идею взять труп, разрезать его на секции толщиной в сантиметр от макушки до пальцев ног и представить его публике, так чтобы можно было доставать каждую из секций подобно выдвижному ящику и изучать, – добавил Митараи.

– Да, хотел бы я создать анатомический музей, где кто угодно мог бы свободно исследовать тело человека. Уже давно, еще с эпохи Эдо, японцы методично скрывают все трупы. Однако я считаю, что доходить в этом вопросе до крайностей неполезно. Нет нужды бояться мертвецов так уж сильно. Они ведь состоят из той же плоти, что и мы с вами.

– И все-таки, вот это вещь! Так хорошо выглядит. Совершенно не отличить от резиновой игрушки. – Я взял из рук профессора напугавшую меня мышь и ощупал ее.

– Да. А вот еще кое-что… – профессор достал из-под стола голубое пластиковое ведро.

Его содержимое скрывала крышка такого же цвета, и я был уверен, что там тряпки для пола или столов. Однако из ведра, наполненного жидкостью, профессор ловко извлек мокрого младенца. У него даже не была отрезана пуповина. Головка ребенка имела причудливую форму: часть выше лба отсутствовала, а вместо нее виднелась кожа, напоминающая черную крышку.

– Перед вами анэнцефал – ребенок без головного мозга. Родился в пятьдесят пятом году. По-настоящему ценный образец. Если залить в него смолу, то можно будет не погружать его каждый раз в формалин, а спокойно класть на стол и показывать студентам в любое время, – сказал Фуруи, любовно погладив уродливого младенца по половине головы, и аккуратно положил его обратно в ведро.

– В последнее время анэнцефалы очень редко появляются на свет, – сказал Митараи.

– Таких аномалий стало меньше? – поинтересовался я.

– Отнюдь, их количество невероятно возросло. И число детей без мозга резко увеличилось.