Ту ночь она провела у Дзюмпэя. Пили вино, подаренное заведением, где познакомились, занимались сексом, а потом уснули. Когда Дзюмпэй в одиннадцатом часу утра проснулся, ее уже не было. На соседней подушке осталась лишь вмятина – словно оттиск утраченной памяти. А на подушке лежала записка: «Ухожу. Пора на работу. Если возникнет желание – позвони».
Он набрал ее номер, и они встретились в субботу вечером. Поужинали в ресторане, слегка выпили, позанимались сексом у Дзюмпэя и вместе уснули. Утром она опять исчезла. Несмотря на воскресный день, осталась лишь короткая записка: «У меня работа. Исчезаю». Чем она занимается, Дзюмпэй по-прежнему не знал. Одно очевидно: работает она спозаранку. И как минимум по воскресеньям тоже.
Они разговаривали обо всем на свете. Кириэ не страдала комплексами и умела поговорить. Ничего не стесняясь. Она с удовольствием читала книги – биографические, исторические, по психологии и научно-популярные, но не художественную литературу. И на удивление обладала обширными познаниями во всех этих областях. Однажды Дзюмпэя несказанно поразила ее осведомленность в истории строительства сборных домов.
– Погоди, сборные дома? Может, ты работаешь в строительстве?
– No! – ответила она. – Меня интересуют вполне реальные вещи. Только и всего.
Это не помешало ей, прочитав два сборника рассказов Дзюмпэя, лестно о них отозваться.
– Интересней, чем я ожидала. Правда, я втайне переживала, – призналась она. – Думала, как быть, если они мне вдруг покажутся скучными. И что тебе тогда сказать? Но я зря сомневалась – мне очень понравилось, правда.
– Вот и хорошо! – вырвалось у него с облегчением. Когда он давал ей свои книжки – беспокоился о том же.
– Это не лесть, – сказала Кириэ. – В тебе есть нечто… необходимое для того, чтобы прославиться. В рассказах у тебя разлито спокойствие, и некоторые написаны очень свежо, слог красивый. А прежде всего – они умело сбалансированы. По правде говоря, я первым делом обращаю внимание на баланс. Будь то музыка, роман или картины. Когда мне попадаются плохо сбалансированные произведения или исполнение, иными словами – вещи незаконченные, низкосортные, у меня ужасно портится настроение. Меня словно укачивает. Пожалуй, именно поэтому я не хожу на концерты и почти не читаю романов.
– Не хочется натыкаться на вещи с плохим балансом?
– Yep.
– И не читаешь романы и не ходишь на концерты, чтобы риска избежать?
– Именно.
– Но это же крайность.
– По гороскопу я Весы. Я не терплю дисбаланса. Не терплю или… как это сказать… – Она умолкла, подыскивая подходящее слово. Но так и не нашла, лишь неуверенно вздохнула. – Ладно. Мне кажется, тебе следует написать солидный роман – и тогда ты прославишься по-настоящему. Конечно, со временем.
– Я, по сути, могу только рассказы. Романы – не мое, – сухо сказал Дзюмпэй.
– И все же.
Дзюмпэй ничего на это не ответил – только молча прислушивался к шороху кондиционера. Вообще-то он уже несколько раз принимался за роман, но всякий раз откладывал. Никак не мог сосредоточиться надолго. С первых же страниц у него было ощущение, что из-под пера выходит нечто прекрасное. Текст получался живым, и будущее, казалось, уже у него в кармане. Естественно вырисовывалась богатая сюжетными линиями фабула. Но по мере продвижения этот напор и этот блеск постепенно, однако очевидно иссякали, сужались и вскоре исчезали полностью. Так останавливается теряющий скорость локомотив. Они лежали в постели. На улице осень. Оба нагие после долгого и проникновенного секса. Кириэ прижималась плечом к его руке. На тумбочке рядом стояли два бокала с белым вином.
– Слышь?
– А?
– У тебя же есть еще любимая женщина? Которую ты никак не можешь забыть?
– Есть, – подтвердил он. – А что, по мне видно?
– Конечно, – ответила она. – Женщины это чувствуют.
– Все, что ли?
– Я не говорю за всех женщин.
– А-а.
– Но встречаться с ней ты не можешь, да?
– Есть обстоятельства.
– А возможности их устранить – никакой? Дзюмпэй отрывисто качнул головой.
– Нет.
– Что, сложные?
– Сложные или нет, я не знаю. Но как бы там ни было – обстоятельства.
Кириэ отпила вина.
– А у меня такого человека нет, – произнесла она, словно бы сама себе. – И ты мне очень нравишься. Ты завладел моим сердцем. Когда мы вместе, знаешь, меня охватывают счастье и спокойствие. Но всегда быть с тобой мне не хочется. Ну как, успокоила?
Пальцы Дзюмпэя гладили ее волосы. Вместо ответа он задал свой вопрос:
– Это почему?
– Почему я не собираюсь всегда быть с тобой?
– Да.
– Интересно?
– Самую малость, – съязвил он.
– Завязывать с кем-то постоянные отношения я не могу. Причем не только с тобой – ни с кем, – сказала она. – Мне нужна полная сосредоточенность на том, что я сейчас делаю. Боюсь, перестанет получаться, начни я с кем-то жить и проникнись чувствами к этому человеку. Поэтому лучше пусть все остается как есть.
Дзюмпэй на мгновенье задумался.
– Иными словами, ты избегаешь сердечной привязанности?
– Да.
– Случись такое, нарушится баланс – и это станет серьезной помехой твоей карьере.
– Именно.
– И чтобы избежать такого риска, ты ни с кем вместе не живешь.
Она кивнула.