Токио не принимает

Картограф жил в большом доме в центре лесистой местности, в зеленом предместье под названием Оффенбах. Дом построил в девятнадцатом веке богатый и эксцентричный купец, который пытался воссоздать средневековый немецкий дворец. Постройка имела величественный вход с массивной деревянной дверью и скошенными водосточными трубами в виде уродливых фантастических фигур. За толстыми непроницаемыми стенами тянулись коридоры, вдоль которых находились почерневшие от копоти свечей ниши. В одном из углов была встроена высокая башня с бойницами, увенчанная конической крышей с ржавым флюгером наверху.

Клаус добавил кое-что свое к фантазиям богача. В нишах он установил жидкокристаллические экраны, на которых без конца воспроизводились видеозаписи горящих свечей и керосиновых ламп. Они светили, совершенно не коптя и не пачкая стены. Солнечные лучи в окна не попадали, присутствовало лишь бледное свечение плоских экранных панелей, на которых сменяли друг друга чудесные, фантастические и в то же время совершенно натуральные пейзажи. Это могли быть покрытые снегом немецкие сосны, скопированные с картин художника Каспара Давида Фридриха, или мирная сцена у реки Ганг, где полуодетые люди спят под пальмовыми деревьями. Порой появлялся городской пейзаж, изображающий мечети и дворцы, за окнами которых томные красавицы гарема играли на музыкальных инструментах и нежились в своих золотых клетках. Однако этим дело не ограничивалось: скрытые акустические системы доносили в зал звуки меняющихся миров, и Кауфман читал утреннюю газету и потягивал кофе под шум дождя, стучащего о листья деревьев, или под нежную мелодию китайского уличного музыканта. Картины на стенах также являли собой чудеса компьютерной графики. Изображения в тяжелых позолоченных старинных рамах в течение дня менялись. Более того, Клаус мог подать словесную команду, вмиг убрать пейзажи или натюрморты и осмотреть при помощи сотен скрытых камер любой уголок своего огромного дома. Картограф хвалился, что у него в доме больше мониторов, чем во всей стране Сьерра-Леоне.

Вскоре по прибытии из Турции Клаус с энтузиазмом занялся привычной работой, стараясь выкинуть из головы все, что случилось с ним за границей. Вечерами, оставаясь в большом доме, он вздрагивал при малейшем шорохе, ожидая, что в любой момент дверь откроется и перед ним предстанет деревенская турчанка. Порой он мог часами смотреть на монитор камер слежения; однако из ночи в ночь никто посторонний не появлялся в доме, и вскоре он начал убеждать себя в том, что девушка уже никогда не приедет к нему. Старуха по-своему умна, но есть вещи, о которых она понятия не имеет. Знания деревенских жителей о мире довольно ограниченны. Как может простая девчонка из турецкой провинции добраться до Франкфурта?

Вскоре происшествие в Анатолии стало казаться Клаусу чем-то нереальным и похожим на сон. Какое-то время розовая бабочка с обтрепанными крыльями, выпавшая из одежды, лежала у него на серванте как ежедневное напоминание о случившейся с ним истории. Но однажды служанка вытерла её вместе с пылью, уничтожив тем самым последние малоприятные воспоминания. «Ничего этого вообще не было, — решил он про себя как-то ночью. — Такого в природе не бывает».

Проходили недели, месяцы. Кауфман путешествовал: Сингапур, Мадрид, Йоханнесбург. Он подписал очень выгодный договор с угольной компанией, собирающейся использовать его карты для изучения местности, вычисления затрат на транспорт и рабочую силу на различных участках. Жизнь возвращалась в прежнее русло.

Однажды в поздний час, когда картограф готовился ко сну, раздался стук в дверь. На пороге он увидел стоящую под дождем и промокшую насквозь Дениз. Пораженный картограф застыл на пороге, не в силах отвести взгляд от девушки. Он не верил своим глазам.

Можно мне войти?

Губы Дениз не двигались, она пристально смотрела на него голубыми глазами, однако её голос прорезал поток его мыслей словно свет фонаря в тумане. Наконец Клаус пришел в себя и шагнул в сторону, приглашая войти в дом.

— Да, конечно.

Как странно отвечать вслух на слова, которые не произнесены!…

Дениз стояла в центре прихожей, продолжая пристально смотреть на Клауса. Дождевые капли падали на каменный пол. Он медленно закрыл дверь.

— Полагаю, ты нуждаешься… Не хочешь ли поесть?

Будем делать все по порядку. Сначала мне надо обсохнуть.

Потом мы поедим.

Он проводил девушку в ванную, дал полотенце и мужской халат.

— Знаешь… Тебе, наверное, не приходилось видеть, как работают краны…

Я понимаю, как они включаются. Вскоре спущусь.

Клаус пошел на кухню и заглянул в холодильник, который был, как обычно, набит продуктами. Он вынул масло, колбасу и начал делать бутерброд.