Токио

— Нет, — возмутилась я. — Что за глупости! Мне не по ком носить траур.

Какое-то мгновение она молча на меня смотрела.

— Хорошо, если это так тебе нравится. Только в клуб ты идешь не для того, чтобы мужчины плакали.

Она взяла в рот конец ленты, соединила груди плотно, как только могла, подвела под них ленту из-под левой подмышки к правой и в обратную сторону. Когда отпустила ленту, грудь, удобно устроившись на полке из изоленты, сохранила форму, которую ей придала Ирина. Затем надела блузу, открывающую плечи, разгладила ее и проверила форму под прозрачной тканью. Я закусила губу: страшно хотелось набраться смелости и попросить еще одну сигарету.

Светлана закончила макияж. Губы ее были очерчены темным карандашом. Она встала на колени, порылась в ящике и вытащила степлер.

— Подойди ко мне, — сказала она и поманила меня пальцем. — Подойди.

— Нет.

— Да. Подойди.

Она придвинулась ко мне на коленях. Схватила подол моей юбки, подогнула и щелкнула степлером, прикрепив край юбки к подкладке.

— Не надо, — сказала я отводя ее руку. — Не надо.

— Что такое? У тебя сексуальные ноги, их надо показывать. Стой смирно.

— Ну пожалуйста.

— Может, тебе работа не нужна?

Я закрыла лицо руками, мои глаза так и метались под пальцами. Светлана двигалась вокруг меня, щелкая степлером, а я глубоко вздыхала. По движению воздуха я чувствовала, что она обнажила мои колени. Я с ужасом представляла, как выглядят мои ноги. Что подумают люди, если увидят меня сейчас?!

— Не надо…

— Тсс! — Светлана положила руки мне на плечи. — Не мешай работать.

Я закрыла глаза и задышала через нос. Ирина пыталась обвести контур моих губ. Я подпрыгнула.

— Пожалуйста, не надо…

Ирина отступила на шаг и изумленно воскликнула.

— Что? Не хочешь сексуально выглядеть?

Я схватила кусок ткани и стерла помаду. Задрожала.

— Я выгляжу ужасно. Ужасно!

— Там будут только японцы, старые, узкоглазые. Они не станут к тебе притрагиваться.

— Вы не понимаете. Светлана вскинула бровь.

— Мы не понимаем? Слышишь, Ирина, мы не понимаем.

— Нет, — твердо сказала я. — Вы действительно не понимаете.

Можно ничего не знать о сексе, но тем не менее хотеть его. Так считают пчелы и птицы. Я была самым плохим сочетанием, которое можно представить: невежественная в практическом смысле и в то же время завороженная. Неудивительно, что я попала в беду.

Сначала врачи пытались выбить из меня подтверждение в изнасиловании. Не может же тринадцатилетняя девочка позволить пяти подросткам так с ней поступить. Что же это, как не изнасилование? Если, конечно, она не сумасшедшая. Я слушала их речи и дремотно удивлялась. Почему они так на это смотрят? Разве в этом есть что-то дурное? Я спасла бы себя от множества проблем, если бы согласилась с ними и сказала, что и в самом деле произошло изнасилование. Тогда, возможно, они прекратили бы разговоры о том, что мое сексуальное поведение является свидетельством того, что со мной что-то неладно. Но тогда бы я солгала. Я позволила им сделать это со мной. Я хотела этого, возможно, даже больше, чем сами мальчики. Это я позвала их в микроавтобус, припаркованный на деревенской улице.

Был один из тех туманных летних вечеров, когда небо остается интенсивно голубым на западе и ты можешь представить себе удивительные языческие танцы на линии горизонта, когда солнце уже зашло. Выросла молодая трава, дул легких ветерок, в отдалении слышался шум транспорта. Когда они остановили микроавтобус, я посмотрела в долину и увидела призрачные белые пятна Стоунхенджаnote 25.

В микроавтобусе было старое клетчатое одеяло, пахнувшее травой и машинным маслом. Сняв всю одежду, я легла на него и раздвинула ноги. Они были белыми, даже в то жаркое лето. Подростки заходили в микроавтобус по одному и делали свое дело, отчего машина скрипела на ржавых осях. Заговорил со мной четвертый мальчик. У него были светлые волосы, прекрасное лицо и пробивающаяся щетина. Он закрыл за собой дверь микроавтобуса. Стало темно, и другие мальчики, сидевшие на обочине и курившие, нас не видели.

— Привет, — сказал он.

Я положила ладони на колени и шире раздвинула ноги. Он присел напротив, заглянул мне между ног. Выражение лица у него было странное, смущенное.

— Ты знаешь, что тебе не обязательно это делать? Знаешь, что никто тебя не заставляет?

Я помолчала, озадаченно нахмурившись, посмотрела на него.

— Знаю.

— И тем не менее хочешь этого?

— Конечно, — сказала я, вытянув вперед руки. — Почему нет?