Токката и фуга

Будто случайно ударил идущую впереди машину. Словно нечаянно зацепил джип слева. Обогнал всех. Уехал дальше всех. Свернул с маршрута, потерялся. Долго выбирался на нужную дорогу. Приехал на базу уже поздно ночью, злобно послал подбежавших с вопросами инструкторов. Даже не посмотрел на Андрея, давно уже спавшего в гостевом домике мини-отеля.

Сознание Дмитрия постепенно расщеплялось. Мечта превращалась в тухлятину.

Плюс-минус та же история повторилась на следующее утро с квадроциклом. Дмитрий пихал и толкал рядом идущие машины. Наезжал на кочки, съезжал на обочины, отстегнул ремень безопасности. Рвал сердце машины, продираясь сквозь кусты. Хохотал в небо. Специально свернул не туда, разогнался. Орал, перекрикивая рев мотора. Въехал на пригорок, подпрыгнул, полетел вбок, потом выровнял ход и снова набок. Лежал на земле, наблюдая, как крутится колесо перевернутого квадроцикла на фоне неба и солнца.

Пришел в гостевой домик с порезом на лице. Смотрел на спящего Андрея. Тот лежал будто труп – матовое лицо его не было живым. Руки были сложены на груди, как у покойника.

Дмитрий вдруг ощутил себя мертвым, смотрящим на мертвого. А если оба они покойники, то и ничего страшного: тихонько подошел и, еле касаясь, три раза поцеловал Андрея в губы. Тот ожил, простонал что-то, повернулся на другой бок.

Утром решили уехать подальше от джипов и парапланов. Поехали на север. Рыбачили на маленьких речках и озерах. Руки Андрея тряслись, он то и дело ронял удочку. Прогуливались на яхтах тихими вечерами – Андрея тошнило. Ели хачапури и яичницу с помидорами – Андрея рвало. Совали горным козлам куски ядовито-соленого сыра – козлы воротили морды, высокомерно улыбаясь.

Океанариумы, дельфинарии, аквапарки – все это вертелось и кружилось в голове Андрея. Большие и малые, зубастые и губастые, перламутровые и черные рыбы носились по кругу, выстраивались в ряды, хлопали белесыми ресницами. Неслись потоки воды по бесчисленным разноцветным горкам. Горки закручивались в спирали, взмывали вверх, опускались вниз, поворачивали вправо и влево. Рыбы, дельфины и осьминоги катились по ним друг за другом. Они хохотали визгливо-бурлящим хохотом.

Уехали прочь от океанариумов и аквапарков. Приплыли на далекие острова, ходили по безлюдным маленьким бухтам, забирались в древние пещеры, натирались солью и грязью, купались в холодных и горячих источниках, пили целебную воду, ели фрукты, овощи, орехи, омывались в священных водах.

Вечерами Дмитрий мешал коньяк с вином, надолго уходил в горные пещеры, ухал там, как филин, стонал и рычал. Ползал на животе, бился головой о камни, совал пальцы в костер.

Андрей в это время спал в отелях – больших и маленьких, дорогих и не очень. Спал в домиках, бунгало и коттеджах. Спал под открытым, закрытым, звездным, солнечным, утренним, вечерним небом.

Спал, притворившись мертвым. Был мертв, притворившись спящим.

Ему снилось золотистое море. И рыбы, которые выплывали оттуда уже готовыми блюдами – вареные, жареные, копченые… Ему снился памятник какому-то человеку. Он стоял прямо на дне океана, опутанный водорослями. Статуя указывала рукой вверх.

А потом море становилось бескрайним ржаным полем, по которому издалека шел Дмитрий. Порывистый ветер примял рожь к земле, солнце иссушило ее. Проходил час или больше, пока Дмитрий подходил на достаточное расстояние. Он целовал Андрея в губы и проваливался куда-то вниз…

Через три недели, разбитые и уставшие, они вернулись в Gizem.

Сидели в беседке на берегу моря. К Дмитрию по очереди подходили работники отеля, вежливо задавали вопросы, переспрашивали, уточняли. Он на кого-то рявкал, с кем-то вообще не говорил, кому-то просто кивал…

Наконец, все ушли.

Дмитрий пил бурбон из горла. Море колыхалось рядом, навевая сон и дурные мысли.

Андрея разъедало чувство вины.

Благодаря времени, проведенному вместе, он ощущал Дмитрия как родного человека, близкого родственника, словно он всегда был рядом, будто он и мать, и отец – все вместе.

Он понимал также, что Дмитрий относится к нему… как-то неестественно. Но не совсем так. Было в его отношении что-то и родственное, но было и чужое. Было искреннее, но было и лживое. Было близкое Андрею, но было и чуждое.

Разлом, раскол, открытая язва, а в ней – пуд морской соли.

От этой непостижимости и рождалось чувство вины. Раздвоенность мешала Андрею как следует собраться, сложить все в единую картину.

Он закрывал глаза и видел жуткие морды рыб. Они колотились носами о стекло с той стороны гигантского океанариума. Они хотели растерзать и сожрать Андрея, затащив сперва к себе, в протухшую мутную воду.

Андрей поджал ноги, посильнее натянул на них плед.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил тихо, не открывая глаз.

Дмитрий полулежал. Он наклонился в сторону и обмяк, как тающий на солнце снеговик. Еле поднял руку, чтобы сделать еще один глоток бурбона. Отшвырнул бутылку в сторону – в песок, в сухие кусты.

Ответил, еле разлепив пересохшие губы: