Она сама сказала, что взялась за эту работу с мыслью о том, что она возбуждает ее, чтобы она могла мастурбировать на воспоминания об этом, когда вернется домой на целый день. Возможно, это была единственная мотивация, в которой она нуждалась, чтобы отвечать на каждый звонок.
Я думал о Рейчел и о том, как легко она вытолкала меня из моего собственного дома и оторвала от моих дочерей, как будто я сделал что-то не так, как будто я проиграл все наши деньги в азартные игры или пришел домой пьяным и швырнул ее в стену. Мы просто разлюбили друг друга. Это все. Это случается даже с крепкими парами. Этого было достаточно, чтобы моя жена потребовала, чтобы я немедленно съехал. Она даже не дала мне времени накопить немного денег, чтобы спокойно жить у себя дома. Вот так я и очутился в той дыре, в которой жил сейчас, живя над старухой-индианкой, чья постоянная стряпня пахла кошачьей тушей, гниющей в мусорном баке в жаркий летний день, и под толстым жлобом, чьи шаги звучали, как проклятый взлет шаттла на мысе Канаверал.
Хуже всего было жить отдельно от моих девочек, Кармен и Фэй. Кармен было пятнадцать лет, и она была на стороне своей матери, насколько я мог судить. Не помогало и то, что она все время была рядом с Рейчел и видела меня только по выходным (чаще всего это были каждые вторые выходные), с редкими будними днями, выбранными наугад. Это не дало мне много времени, чтобы оправдаться. Кармен также изо всех сил пыталась приспособиться к старшей школе и была больше заинтересована в текстовых сообщениях и просмотре видео щенков на своем телефоне, чем в любом нормальном разговоре. Она была хорошей девочкой, но немного потерянной и злой на весь мир, как и все мы в этом возрасте.
Фэй было одиннадцать, и она по-своему тяжело переживала случившееся. Она всегда была более чувствительной из них двоих, из тех детей, которые все еще хотели прижаться к родителям на диване, даже несмотря на то, что она приближалась к подростковому возрасту. С тех пор как мы расстались, Фэй стала тихой и отчужденной, замкнутой в своей комнате. Больше всего я беспокоился о ней. Как и Рейчел.
Я подумал о том, чтобы позвонить своей бывшей. Было уже начало одиннадцатого, но она всегда любила засиживаться допоздна, даже на работе, чтобы расслабиться в одиночестве в своей (бывшей нашей) спальне, смотря свои дурацкие кулинарные шоу и потягивая четвертый бокал Шабли. Я, конечно, не собирался говорить с Рейчел о том, что случилось с Сэйдж, но мне хотелось набрать ее, услышать, как идут дела; не только с детьми, но и с ее собственной жизнью. Приближался День Благодарения. Может быть, мы могли бы собраться все вместе, как семья.
К счастью, я понял, что это просто выпивка заставила меня чувствовать себя так, прежде чем смог на самом деле позвонить и сделать из себя идиота. Я бросил телефон на край стола в другом конце комнаты, чтобы не передумать.
Я задавал себе этот вопрос не в первый раз и был уверен, что не в последний. Это было одно из величайших загадок света, вопрос на века. Он будет преследовать меня до самой могилы, а может быть, и дальше.
Когда я думал о наших первых днях вместе, я вспоминал молодую пару, которая не могла насытиться друг другом. Было много страсти и нежности. Это выходило за рамки классного секса и общих интересов, любви к инди-фильмам, старым книжным магазинам и тайской еде. Там было более глубокое понимание, что-то космическое, то, что поэты пытаются запечатлеть в стихах, но редко могут приблизиться к тому, чтобы достичь чего-то глубокого. Наши отношения были чистой магией, и наша свадьба была лучшим днем в моей жизни, наполненным весельем, друзьями и семьей, а также глубоким чувством завершенности, когда дело доходило до моих романтических побед. Я нашел ее, женщину, сделанную специально для меня богами, карту и ключ в одном прекрасном комплекте брюнетки с темными глазами и мягкими кончиками пальцев, которые воспламеняли мою душу.
Но это было очень давно. Нам тогда было далеко за двадцать, и двадцатилетние казались мне детьми теперь, когда я приближался к пятидесяти (не то чтобы это чувство мешало мне трахаться с одной из них сегодня). Моей старшей дочери всего через пять лет исполнится двадцать. С таким же успехом это могло случиться и завтра, если учесть, как быстро пролетело время. Это напомнило, сколько мне лет, и я не нуждался в другом напоминании. Эта работа принадлежала моим коленям и ноющей спине.