Токсичная Любовь

Она закрыла дверь и запищала брелоком, стуча каблуками по тротуару. Я боялся, что она сломает лодыжку в трещинах бетона, но она двигалась грациозно, как лебедь на озере. Мое дыхание застряло в груди, а член уже начал набухать.

Подойдя ко мне, Сэйдж открыла рот и высунула язык, чтобы облизать мои губы. Ее ногти впились в мои волосы, и она прошептала мне на ухо, отчего волосы на моей заднице встали дыбом.

- Давай посмотрим, что нам оставили кошечки, - сказала она.

Затем взяла меня за руку, и я последовал за ней.

* * *

В доме стоял едкий запах смерти.

В гостиной на некогда белом ковре громко выделялось большое красно-желтое пятно. Оно было почти сухое, но на ней виднелись пятна бордового осадка от последней кошачьей трапезы. Кроме того, в доме было грязно, хотя это не имело никакого отношения к смерти мужчины. Похоже, пока он был жив, он не пользовался современными технологиями, такими как пылесосы или тряпки. Кошачья шерсть была везде. Толстые слои пыли лежали на жалюзи и потолочных вентиляторах, как коричневый сахар. Из-за бархатной картины, изображавшей короля рок-н-ролла, выползала черная плесень. Кухня была испещрена мышиными норами, крошечные какашки рассыпались, как подгоревший рис. Когда я включил свет, сквозь щели в стенах метнулись тараканы.

- Очаровательно, - сказала Сэйдж. - Я знаю, что не все могут позволить себе услуги горничной, но Господи, кто может так жить?

У меня не было ответа на этот вопрос. Я и сам был не слишком хорошим уборщиком - теперь, когда жил сам по себе, это стало еще очевиднее, но я не мог себе представить, что буду гнить в собственной грязи, как этот старый болван. Чтобы отвлечься от обтянутой кожей безупречной задницы Сэйдж в форме яблока, я перешел в рабочий режим и осмотрел остальную часть дома. Там было две спальни, обе битком набитые коробками, сумками и ящиками со всяким хламом.

Отлично. Сраный плюшкин.

Детали машин, видеокассеты, деревянные костыли, заплесневелые подставки для вина, ржавые садовые инструменты, журналы с обнаженной натурой, датируемые 70-ми годами – сокровищница бесполезного мусора. Большой шкаф был заполнен бейсбольными кепками «Ред Сокс». Должно быть, их там была сотня. К стенам были прислонены стопки постеров в рамках для старых научно-фантастических фильмов. Старик, должно быть, спал на диване в гостиной, потому что в комнатах не было ни кроватей, ни мебели, только груды и кучи хлама.

Сэйдж подошла ко мне сзади и заглянула в мусорную кучу.

- Это становится все лучше и лучше.

Пахнущая мандаринами и ванилью, она обвила руками мою талию. Снова взяла меня за руку и повела обратно в гостиную, остановившись у алого круга. На ковре валялись куски плоти, часть крови все еще оставалась липкой. Для борьбы с мухами была взорвана бомба-жучок, и их маленькие черные тушки усеяли пол. Смесь мочи, кошачьей перхоти и человеческого разложения заглушила аромат шалфея.

- Нам надо надеть скафандры, - сказал я.

- Еще нет. Я имею в виду, что мы все равно снимем их снова, верно?

- Сэйдж, послушай…

Я замолчал, когда она положила руки на пряжку моего ремня и начала расстегивать мои брюки.

- Я хочу, чтобы тебе было хорошо, - сказала она. - Для меня это уже взрыв, но я знаю, что тебе все еще не по себе.

Я ухмыльнулся.

- О, ты так думаешь?

- Да. Вот почему я собираюсь помочь тебе расслабиться.

Сэйдж потянула вниз край моего нижнего белья, обнажив эрекцию, которую я не мог подавить. Она встала на колени на покрытое коркой пятно. Открыла рот, и язык снова высунулся наружу.

* * *

То самое место, где старик упал замертво. То самое место, где кошки сгрызли кожу и сухожилия мертвого тела. То самое место, где мертвая плоть гнила, шипела и сочилась.

Там я ее и трахнул.

Мы занялись этим в миссионерской позе, Сэйдж извивалась в пятнах старикашки, обхватив меня ногами, засовывая в меня свою лобковую кость, поглощая мой член своей раскрасневшейся вульвой, груди плавно подпрыгивали, когда я качал ее вверх-вниз в грязи. Она была диким животным – полная противоположность той безвольной лежалки, которой была Рейчел последние шесть лет. Эта молодая пещерная женщина стиснула зубы и вонзила ногти в ковер, вляпавшись в вязкую красную слизь, которая не успела высохнуть и затвердеть, как слои над ней. Хлопья крови поднимались в воздух, как крошечные парящие струпья, и уносились в пространство, пахнущие позеленевшими от старости монетами. Она вертела головой из стороны в сторону, оставляя на щеках красновато-коричневые пятна, а в кудрях ее волос на голове виднелись клочья посеревшей кожи.