Толедский собор

— Глупости! Я отлично себя чувствую и нарочно не пошелъ въ соборъ для того, чтобы разозлить канониковъ. Эта пощечина имъ привела меня въ отличное настроеніе. Я нарочно пришелъ къ теб, чтобы знали, что болзнь была только предлогомъ, но что я не явился въ соборъ не изъ гордости, а изъ чувства собственнаго достоинства, такъ какъ вотъ же я вышелъ изъ дворца — навстить своего стараго друга, садовницу.

Онъ хохоталъ при мысли о томъ, какъ будутъ злиться въ хор, узнавъ, что онъ пришелъ сюда.

— Но это не единственный поводъ для моего посщенія, Томаса, — продолжалъ онъ. — Мн было скучно дома; къ Визитаціонъ пріхали подруги изъ Мадрида, и мн захотлось поболтать съ тобой здсь, въ прохладномъ саду… Ужасная вдь духота сегодня. Какая ты, Томаса, еще бодрая; ты худощавая, живая и такъ хорошо сохранилась, а я заплылъ жиромъ и мучаюсь; спать не могу отъ боли по ночамъ. У тебя волосы еще черные и зубы цлы — теб не нужно носить фальшивые зубы, какъ мн. А всетаки мы съ тобой старики и намъ немного осталось жить… Ахъ, если бы вернуть время, когда я приходилъ маленькимъ служкой за твоимъ отцомъ и отнималъ у тебя твой завтракъ! Помнишь, Томаса?

Старикъ и старуха забыли о разниц ихъ общественнаго положенія и съ братскимъ чувствомъ людей, приближающихся къ смерти, вспоминали свое дтство. Вокругъ нихъ ничто не измнилось, ни садъ, ни монастырь, ни соборъ, — и прелатъ, оглядываясь вокругъ себя, могъ вообразить себя тмъ же маленькимъ служкой, какимъ онъ былъ полвка тому назадъ. И голубыя копьца дыма отъ его папиросы уносили его мысли въ далекое прошлое.

— Помнишь, какъ твой покойный отецъ смялся надо мной. — «Чмъ ты хочешь быть? спрашивалъ онъ меня и я всегда отвчалъ: „толедскивдъ архіепископомъ“. Тогда онъ хохоталъ и говорилъ:- этотъ малый, будущій Сикстъ Пятый!..» Когда я былъ посвященъ въ епископы, я вспомнилъ его насмшки и жаллъ, что онъ умеръ. Онъ бы плакалъ отъ радости, видя митру на голов бывшаго маленькаго служки. Я сохранилъ привязанность къ твоей семь. Вы были хорошими людьми, и сколько разъ я бы голодалъ безъ васъ…

— Что вы, что вы, монсиньоръ! Нечего объ этомъ вспоминать. Я вотъ должна была бы благодарить васъ за то, что вы такой добрый и простой, несмотря на вашъ высокій санъ… Да и для васъ хорошо, что вы такой, — прибавила она съ обычной откровенностью. — Такихъ друзей, какъ я, у васъ немного. Васъ окружаютъ льстецы и негодяи, и будь вы бдный сельскій священникъ, никто бы на васъ и не глядлъ, a Томаса оставалась бы вашимъ врнымъ другомъ… Я васъ и люблю за то, что вы привтливы и просты. Будь вы надменный человкъ, какъ другіе епископы, я бы поцловала вашъ перстень и — до свиданья. Кардиналу мсто во дворц, a садовниц — въ саду.

Архіепископъ съ улыбкой слушалъ энергичную, откровенную Томасу.

— Вы останетесь для меня навсегда дономъ Себастіаномъ, — сказала Томаса. — Когда вы позволили мн не называть васъ преосвященствомъ, говорить съ вами безъ церемоній, не такъ какъ другіе, вы меня больше обрадовали, чмъ если бы подарили мн плащъ Богородицы. Меня злила эта важность и такъ и хотлось крикнуть вамъ:- помните, ваше преосвященство, какъ мы дрались дтьми! — Вы были плутишкой и тащили у меня хлбъ и абрикосы изъ рукъ.

Старики помолчали нсколько времени, погрузившись въ воспоминанія, потомъ Томаса стала вспоминать, какъ донъ Себастіанъ явился въ Толедо навстить своего дядю, соборнаго каноника, когда онъ учился въ военной школ и какъ онъ пришелъ повидать ее.

— Какой вы тогда были красивый въ своемъ мундир и каск! — вспоминала Томаса. — Вы и мн тогда говорили любезности о моей красот… Вы не сердитесь, что я вспоминаю объ этомъ? Все это были вдь офицерскія любезности. Помню, когда вы ухали, мой шуринъ сказалъ мн: «Онъ навсегда снялъ рясу. Его дяд никогда не уговорить его стать священникомъ».

Кардиналъ съ гордостью улыбнулся, вспоминая время, когда онъ былъ блестящимъ драгуномъ.

— Да, — сказалъ онъ, — это было безуміемъ моей молодости. Въ Испаніи есть только три пути для человка съ нкоторыми способностями: мечъ, церковь и судейская карьера. У меня была кипучая кровь — я избралъ мечъ. Но, къ несчастью, я былъ солдатомъ въ мирное время, и не могъ сдлать карьеры. Чтобы не опечалить послдніе годы жизни моего дяди, я возвратился къ прежнимъ занятіямъ и вернулся въ лоно церкви. На обоихъ путяхъ можно служить Богу и отечеству. Но, поврь мн, и теперь, нося кардинальскую мантію, я вспоминаю съ удовольствіемъ о времени, когда былъ драгуномъ. Счастливое время! Я иногда съ завистью смотрю на кадетъ. Можетъ быть, я былъ бы лучшимъ солдатомъ, чмъ они… Если бы мн довелось жить въ т времена, когда прелаты шли сражаться съ маврами… какимъ бы настоящимъ толедскимъ архіепископомъ я былъ!

Донъ Себастіанъ выпрямился своимъ тучнымъ тломъ, гордясь остатками прежней силы.

— Я знаю, — сказала Томаса, — что вы всегда сохраняли духъ воина. Я часто говорила священникамъ, которые болтаютъ вздоръ про васъ:- не шутите съ его преосвященствомъ. Съ кардинала можетъ статься, что онъ войдетъ какъ-нибудь въ хоръ и разгонитъ всхъ, сыпля пощечинами направо и налво.