Толеран

Они прошли через завалы из обломков мебели, штукатурки, кирпича и попали в коридор, оканчивающийся сравнительно целой лестницей. По обе стороны коридора имелись дверные проёмы. Барри вооружился огнемётом и знаком показал напарнику повернуть ручки регулировки на режим распрыскивания горючей смеси широким веером. Дальность и мощность пламени заметно снизится и пламя наверняка будет задевать их самих, но в таких условиях работать иначе было опасно. А что пламя их самих коснётся, так на них скафандры надеты с огнеупорным покрытием. Ничего страшного даже если они друг друга огнём поливать начнут…, кстати, эта удивительная способность скафандров, выдерживать высокие температуры, однажды спасла Эрни жизнь. Они тогда сперепугу как раз друг друга огнём и угостили…, слава тому очкастому, который сделал такой крепкий костюм!

Они двинулись дальше, осматривая комнаты и, убедившись в том, что комнаты пусты, распрыскивали там антивирус. Самое поганое, что эту процедуру придётся повторить ещё дважды. Ещё дважды отряды таких же “Фениксов” будут вынуждены приходить сюда и всё обрабатывать огнём и антивирусным спрэем. Чёртовы яйцеголовые постарались на славу создавая новое бактериологическое оружие. Хорошо, что теперь любое подобное оружие запрещено во всём мире и не просто запрещено: даже попытки его создания будут немедленно подавляться и если потребуется, даже ядерными ударами. Да уж, наверное, впервые за десятилетия Советы и Штаты были абсолютно едины и согласны друг с другом в принятом решении. Впрочем, и Советы и Штаты пострадали от этого вида оружия. Штаты пострадали заметно меньше, но и тяготы по очистке территорий от вируса большей частью взяли на себя те же Штаты. Америка умела признавать и не боялась исправлять свои ошибки, в отличие от Советов.

В одной из комнат Эрни остановился на пороге и долго стоял, опустив ствол огнемёта вниз. Язычок пламени на конце дула едва тлел и немного нетерпеливо свистел. А Эрни стоял и тупо пялился на эту комнату, почти не пострадавшую от взрывной волны.

-Ты что встал? – Донёся из наушника недовольный голос Барри.

Эрни не ответил просто отошёл назад, позволив напарнику заглянуть в комнату.

-Чёрт возьми… - Выдохнул Барри, едва не выронив огнемёт.

В комнате сохранились невредимыми даже обои. Забавные, с какими-то дурацкими утятами. Смотрелись они вдвойне глупо, ведь повсюду в комнате были развешены маленькие флажки со свастикой, чёрно-белые фотографии лидеров фашисткой Германии и марширующих войск Третьего Рейха. На маленькой резной тумбочке в углу стояла искусно сделанная модель немецкого танка “Тигр-7”. Настоящий монстр и проклятье последних дней войны. Совершенно бесшумно его орудие, не имевшее дула и не использующее привычные снаряды, превращало в груду обломков любую бронемашину, любой самый современный танк. Они так и не смогли захватить ни одной целой машины, что бы изучить её и понять, как она действовала. Удивительное и смертоносное оружие.

Эта модель очень походила на настоящий Тигр-7. Её сделали руки настоящего мастера. Дед Эрни любил делать вот такие модельки.

У тумбочки стояла кровать. Небольшая, явно не рассчитанная на взрослого человека. На ней лежал обитатель этой комнаты. И он был ещё жив. Каким образом они до сих пор оставались живыми? Эрни не знал и не мог понять пространных и запутанных пояснений яйцеголовых, предназначенных для широкой публики. Но они оставались живыми. Иногда. Только страшнее конкретно этого выжившего ни Эрни ни Барри ещё не видели.

Нет, он не был мутантом, с множеством щупалец или чем-то подобным. Если бы так, они бы уже поливали его горючей смесью из огнемётов, ни сколько не сомневаясь и почти без чувств. Но тут всё было иначе. Всё.

На кровати лежал очень худой, весь покрытый алыми струпьями, мальчик. Одежда на нём частично истлела, но в целом ещё угадывалась униформа Гитлерюгенда – молодёжной организации скопированной фашисткой Германией со скаутских организаций США и, в свою очередь, скопированная Советами. Советы назвали её пайонерия…, что-то в этом роде.

От белой рубашки и чёрных шорт парня почти ничего не осталось, но красный галстук и нарукавная повязка со свастикой, сохранились, почти не пострадав. Только были насквозь пропитаны белесой жидкостью сочившейся из струпьев и из самой кожи парня. Из глаз она тоже сочилась. Из белых стеклянных глаз покойника. Из ушей и рта. Широко открытого чёрного рта, с почерневшими зубами. Пальцы паренька, так туго обтянутые кожей, что казались голыми костями, слабо шевелились. Он ещё дышал – с хрипом и как-то механически. Худая, с выпирающими костями грудь, будто поршень ходит туда-сюда.

Солдаты никак не могли решиться сжечь то, что осталось от парня. Они не могли уйти. И оба понимали, что ещё долго им будет сниться в кошмарных снах этот молодой немец.

Безобразная голова с ввалившимся глубоко в череп носом, медленно повернулась, и белесые глаза посмотрели на них. Чёрный рот на мгновение закрылся и открылся вновь в кошмарном хрипе, а левая рука потянулась к ним, скрюченными пальцами.