«Чего ты хочешь больше всего на свете?». «Стать богатым, богатым, богатым!»… «Деньги, деньги, деньги…» – Толя проваливался в это короткое, безжизненное, обволакивающее слово. Сон был не крепким, тревожным, он то и дело вскакивал и не мог вспомнить, где находится. Лишь заслышав Чапин храп, вспоминал и успокаивался, реальность придавливала его, и он торопился обратно в сон, где голос спрашивал одно и то же, а Толя жадно, с остервенением кричал: «Стать богатым!» На утро это уже не казалось таким важным. Он проснулся с тяжёлым похмельем – голова раскалывалась, от противного привкуса во рту мутило.
– Ты как? – бодро спросил Чапа, восседавший за своими тремя компьютерами.
– Во рту как будто кошки насрали, а так норм.
– Поздно ты.
– Поздно? – Толя глянул на часы. – Ох, ты ж ***!
Схватив из холодильника питьевой йогурт, он рванул на улицу. На дворе была липкая серая погода, моросил дождь. Толя проспал почти на два часа – было уже девять двадцать. Он пытался бежать, но вчерашнее веселье дало о себе знать, виски схватило тугим обручем, и он остановился, чтобы боль немного прошла. Потом, придя в себя, пошёл быстрым шагом, но уже не бежал.
Путь снова показался ему бесконечно долгим – улица Удальцова пролегала, считай, на противоположном конце городка, но был короткий маршрут, по которому Толя последовал и весь оказался вымазан в грязи. Тем не менее, через сорок пять минут он был на месте.
Седьмой дом был покосившейся от времени избушкой, но уже издали было заметно большое оживление вокруг: несколько машин, в том числе с московскими номерами, и пара десятков слоняющихся вокруг людей. Толя не особо разглядывал собравшихся и сразу пошёл в дом. Показалось, что кто-то окликнул его, но он не обернулся.
Изба пахнула старушечьим теплом. В домах стариков понамешаны запахи собачьей шерсти, какой-то вечно готовящейся стряпни, засушенных грибов и ягод, но поверх всего остального стоит дух увядания, непереводимый, перебивающий прочее: ветхие доски, прогнившие обои, истлевшие книги…
Впрочем, дальше сеней он не продвинулся. Вдоль обеих стен на низких лавках и стульчиках сидело десятка два человек. Было плохо видно лица, поскольку царил полумрак: ни окон, ни ламп, и свет исходил лишь из входной двери, которую Толю попросили закрыть.
– А кто э-э, последний к святому? – спросил Толя. На него обратилось несколько недоумённых взглядов.
– А вы записывались? – спросил кто-то. – Запись была в семь утра. Надо было прийти и подать свою записку.
– А… Не, я не… но мне очень надо.
– Всем очень надо, – буркнул какой-то дородный мужчина лет тридцати пяти на вид. – Я вот в выходной единственный из Питера приехал и ничего, и не опоздал.
– Да вы не волнуйтесь, – пролепетала какая-то старушка, – садитесь, вот вам хлебушек, – она сунула ему какую-то булку. – А вот вам листочек. Запишите свои данные, я потом заберу и отнесу Вадичке.
– Окей.
Толя включил подсветку на телефоне и посмотрел на листок. Оказывается, это была своего рода анкета: имя, отчество, фамилия, место и дата рождения, прописка, место работы, отношение к воинской службе и даже информация о ближайших родственниках. «Вот это да», – подумал Толя. Он сел рядом с дородистым питерским мужчиной, которому явно было очень тесно на узкой лавочке, и Толино появление его совсем не обрадовало.
– Извините, – шёпотом обратился к нему Толя. – А это хоть бесплатно? А то такая прям анкета…
– Что?! Чего ты там шепчешь, не слышу! – громко ответил мужчина, вытирая вспотевшее лицо платком.
– Он спрашивает, бесплатно ли Вадичка принимает, – сказал кто-то из темноты и сам же ответил: – Конечно, бесплатно! Он же Божий человек. Но иметь гостинец надо бы! Я считаю, если ты приехал к святому, и он на тебя время тратит и молитвы Богу возносит, то уж надо и совесть иметь. Что мне эти, а? – спросил голос, будто обращаясь к кому-то. – Да это такая мелочь! Да за то чтобы святой человек на тебя глазом своим взглянул – никакой цены не жалко, а что ж я их, что ли, пожалею.
Толя присмотрелся, и ему показалось, что говоривший мужчина держал в ногах клетку с какой-то живностью.
– Афанасий Моржов! – вдруг позвала тоненьким голоском бабушка с листочками и хлебушком. Мужчина с клеткой подскочил, зачем-то трижды перекрестился, и с видом необычайной важности отправился к старушке. Та приняла клетку (судя по всему, в ней сидела пара маленьких кроликов) и толкнула дверь, в которую мужик, глубоко выдохнув, шагнул, судорожно крестясь. Старушка с трудом утащила клетку с кроликами в другую комнату, но уже через минуту вернулась и обратилась к Толе:
– Ну как вы? Всё заполнили, молодой человек?
– Щас, щас, почти…
Толя спешно дозаполнил анкету и отдал женщине. Она прочитала её внимательно и сказала:
– Вот тут ещё допишите: где про отношение к религии.
– Блин, а что писать-то? Я, понимаете, я… – но Толя побоялся говорить, что он приехал не по своему делу, а старушка не стала выпытывать и продолжила лучезарно улыбаться, пока он дописал: «Положительное отношение».
– И вот тут, Анатолий, – сказала она, указывая на графу «Цель приезда».