Эти несоответствия, столь характерные для толкиновского романа, особенно очевидны в случае любимца публики Голлума-Смеагола, потрясающе сыгранного Энди Серкисом. Хотя роль уходит корнями в мультфильм Ральфа Бакши, в исполнение Питера Вудторпа на радио и при озвучивании, в аудиокнигу Роба Инглиса и изображение раздвоения психики самим писателем — а того, в свою очередь, вдохновили наблюдения за перенесшими контузию пациентами во время лечения в военном госпитале, — игра Серкиса тем не менее стала революционной[102]
. Для этой поразительно сложной роли Джексон и его команда соединили живую актерскую игру на тридцатипятимиллиметровой пленке с технологией захвата движения, переозвучиванием оригинальных диалогов и анимацией. В результате, как говорит Боб Рехак, Голлум «дает нам средство для деконструкции общепринятого представления об актерской игре и подлинности, а значит — о том, как сами фильмы преподносят нам мир». Иначе говоря, эта роль разрывает оковы кинематографа и выходит в новое пространство фантазии. Закономерно, что это делает Голлум, герой, неподвластный самому Толкину. Он как шекспировский Меркуцио, если не считать того, что писатель подозревал, что ему еще предстоит стать одним из ключевых персонажей в истории Средиземья, и поэтому милостиво пощадил в «Хоббите». Бильбо не зарезал его, хотя легко мог бы это сделать — не будем забывать, что он без особых раздумий убивает пауков и даже швыряет камни в птиц. Есть ощущение, что вместе с Голлумом меняется мир. Он начинает воплощать экспериментальный характер произведений Толкина: Сэм размышляет, будет ли Голлум героем или злодеем сказания, а затем прямо спрашивает его об этом — хотя Голлум к тому времени исчезает. Ребенок, читающий второе издание «Хоббита», улавливает, что здесь что-то затевается, и то же самое было с Толкином в процессе работы, пусть ему и потребовалось несколько лет, чтобы разобраться в созданном им персонаже.В творческом рвении Джексон всесторонне модернизирует фотоперекладку Ральфа Бакши, а также воспроизводит его смесь жанров (и ослепительный синтез источников и стилей у самого Толкина) — говоря словами Боба Рехака, это «хаос заимствований, переносов, замен и подражаний». Джексон в какой-то момент стал б
В книге Арагорн декламирует хоббитам историю Лутиэн в собственном переводе с эльфийского. В фильме же Джексон перевел часть этого предания «обратно» — воссоздал несуществующий оригинал, и Арагорн у него декламирует слова, понятные Фродо, но не зрителям: Tinúviel elvanui[103]
.Как и Толкин, Джексон придумал роли-камео: он сам играет, например, одного из умбарских пиратов, а иллюстратор и художественный директор Алан Ли — одного из Девяти смертных в прологе. В фильме есть орк, которого демонстративно сделали похожим на Харви Вайнштейна, доставившего Джексону столько хлопот перед тем, как фильмы получили зеленый свет. В титрах продюсер появляется на странице, где указан тролль[104]
. Эхо Толкина в «Кольцах» — Иэн Маккеллен. Говоря голосом Гэндальфа, он ориентировался на голос писателя. Это решение — намек на воспоминание поэта Уистена Одена о том, что слышать, как Толкин в аудитории декламирует «Беовульфа», было «незабываемо», и «этот голос был голосом Гэндальфа».В содержании фильмов тоже есть свои тонкости и нюансы. Они предназначались для семейного просмотра, но играют с гендерными вопросами: можно упомянуть андрогинную Галадриэль, связь между Боромиром и Арагорном, вызвавшую большой интерес на таких сайтах, как DeviantArt, искаженные семейные отношения от Бильбо до Денетора. Появление Гэндальфа Белого и неопределенность по поводу его имени — «Я был Гэндальфом» — очень эффектно смотрятся на экране, поскольку разница между старым и новым здесь более очевидна и постоянно напоминает о том, что перед нами уже не знакомый Гэндальф Серый, а кто-то более отстраненный, не из этого мира. Этот герой постепенно становится, пусть и по-разному, чем-то вроде родителя для Фродо, Арагорна и Пиппина — во многом как Иэн Маккеллен стал, наверное, названым отцом для Элайджи Вуда. Возможно, не в последнюю очередь благодаря Гэндальфу Арагорн находит свой путь: становится самим собой, перестает действовать под прикрытием и дорастает до лидерской роли. Это произошло и с исполнителем его роли Вигго Мортенсеном, который во время съемок стал лидером среди актерского состава.
Наиболее тонким и влиятельным нововведением, однако, было решение сделать Кольцо главным героем сюжета, где нет единственного злодея. В романе артефакт имеет странную чувствительность, и в фильме эта особенность становится мучительно осязаемой — даже в сценах, где Кольца не видно. Джексон рассказывал, что Кольцо снимали разными способами, часто «во весь экран» и в большом приближении, «чтобы заставить его в некотором роде присутствовать», создать «ощущение, что оно живо, что почти слышится его дыхание».