Толкин русскими глазами

Разговаривать с драконами нужно именно так, когда не хочешь раскрыть своё настоящее имя (что весьма благоразумно) и не хочешь разозлить их прямым отказом (что тоже весьма благоразумно). Никакой дракон не устоит перед соблазном поговорить загадками и потратить время на их разгадывание (Р Х1976.184, X2002.137).

Каменкович добавила к этому эпизоду очень познавательную сноску. В ней говорится, что разговор Бильбо со Смаугом напоминает беседу из "Старшей Эдды" между Сигурдом и драконом Фафниром, которого Сигурд ранил. Сигурд, подобно Бильбо, благоразумно не раскрывает дракону свое настоящее имя, поскольку знает, в отличие от Бильбо, что дракон может использовать это имя для того, чтобы наложить проклятье (Км Х.343).

В продолжение разговора Бильбо со Смаугом на протяжении следующих нескольких страниц, Толкин постепенно выстраивает свою трактовку "драконоведения", касающуюся драконьих чар и драконьих речей.

Вот теперь Бильбо стало и впрямь не по себе. Всякий раз, когда взгляд Смауга, шаривший во тьме, скользил по нему, он трясся от страха и его охватывало безотчетное желание кинуться вперед, обнаружить себя и во всем признаться Смаугу. Словом, ему грозила нешуточная опасность оказаться во власти драконьих чар (Н.214).

Этот эпизод однозначно демонстрирует способность драконов подчинять окружающих своей воле. Главной проблемой для переводчиков стада здесь фраза unaccountable desire. D вообще не потрудились включить этот отрывок. Яхнин упростил его для детской аудитории: "бедняге так и хотелось" (Я Х.268). Рахманова, Каменкович и ВАМ постарались сохранить верность оригиналу и употребили наиболее точный русский эквивалент: "безотчётное желание" (PХ1976.185, Х2002.138; Км Х.225; ВАМ Х1990.179, Х2000.271). Королев, анонимный переводчик, Грузберг, Уманский и Бобырь использовали каждый разные прилагательные, чтобы охарактеризовать желание Бильбо "кинуться вперед, обнаружить себя и во всем признаться Смаугу". Королев назвал его "почти неодолимым желанием" (Кр Х.255), Анонимный переводчик написал, что это было "безудержное желание". Грузберг назвал его "почти непреодолимым желанием" (ГрХ.211). Рассказчик Уманского говорит, что это было "необъяснимое желание" (УХ.143). По версии Бобырь, это было "непонятное желание" (Б Х.255). Варианты Грузберга, Бобырь и Уманского наименее близки к оригиналу. Анонимный переводчик и Королев выбрали вполне выразительные, но чересчур сильные формулировки. Бильбо все-таки не потерял способности сопротивляться.

В следующем абзаце, однако, Толкин показывает, что Бильбо все же не остался неуязвим перед властью речей Смауга, и в душе у Бильбо "зародилось мерзкое подозрение", что:

и гномы упустили из виду этот важный момент или же все время втихомолку над ним посмеивались? Вот как влияют драконьи речи на неопытного слушателя. Разумеется, Бильбо следовало бы поостеречься; но уж больно подавляющей личностью был Смауг (Н.215).

"Подавляющая личность" Смауга, похоже, стала почти непреодолимым препятствием для переводчиков. Самым серьезным испытанием оказалось слово personality. Сталин был "подавляющей личностью" советских времен, начиная с 1922 года, когда он захватил лидерство в партии еще при жизни Ленина, и вплоть до его собственной смерти в 1953 году. Период сталинского террора известен как "культ личности". Этот термин впервые ввел Хрущев в своем секретном докладе, осуждающем Сталина, на XX Съезде КПСС в феврале 1956 г. Благодаря этому, слово личность оказалось слишком политически заряженным, особенно если речь шла таких отрицательных персонажах, как Смауг. Большинство переводчиков поэтому предпочли не употреблять его в этом эпизоде. Вариант Бобырь, который первоначально ходил в самиздате, и поэтому переводчице не надо было заботиться о прохождении цензуры, гласит:

Смауг был в состоянии подавить своей личностью кого угодно (Б Х1994.256).

Использование ею слова личность могло превратить этот отрывок в потенциально излишне политический, чтобы он мог пройти советскую цензуру. В постсоветской версии Каменкович, созданной в тот период, когда термин культ личности уже не горел клеймом в сознании каждого советского интеллигента, слово личность было реабилитировано:

Смауг просто подавил его своей личностью (Км Х.226).

Для современного русского читателя постсоветского времени такой вариант вполне приемлем, хотя, возможно, он слишком вольный. В своей посткоммунистической редакции перевода (2000 г.) ВАМ изменила первоначальную, относительно мягкую формулировку "Смог подавлял его [Бильбо]" (ВАМ Х1990.179) и также включила слово личность. В этом издании ее рассказчик говорит: "Смог как личность подавлял его [Бильбо]" (ВАМ Х2000-273),