Толкин русскими глазами

Немирова среднюю часть триптиха (согласие) полностью оставляет за бортом, зато выплывает на третьей (обещание}. Ее Гэндальф указывает Бильбо, что это именно то, чего тот и хотел ["Ведь ты этого и хотел!"], вместо того, чтобы напомнить ему о согласии с планом (Н ХК. 44). Такая формулировка с одинаковым успехом может относиться как к решению, с которым Гэндальф не согласен, так и к "тому, чего ты и хотел, а теперь увиливаешь". В ее трактовке Гэндальф знает о решении, но неизвестно, принимал ли он какое-либо участие в его принятии. Когда для ее Гэндальфа наступает момент напомнить Бильбо об обещании, Немирова использует формулировку Грузберга (Н ХК. 45).

В своей версии, очень похожей на вариант Немировой, Г&Г также опускают соглашение между Бильбо и Гэндальфом, отстраняя Гэндальфа от принятия решения. Их Гэндальф напоминает Бильбо, что именно этого он и хотел ["Ты ведь так хотел?" (Г&Г БК.44, Г&Г2002.218)]. В переводах Г&Г и Немировой Бильбо наделен намного более сильным характером, чем в оригинале. Г&Г неплохо интерпретируют обещание в продолжении беседы, но без опоры на многослойную эволюционирующую структуру плана, согласия, обещания, их усилия потрачены впустую (Г&Г БК.46, Г&Г2002.220).

Волковский также пропускает этап согласия. Его Бильбо и Гэндальф обсудили Кольцо, но не пришли ни к какому соглашению. Кроме этого по сравнению с Толкином, он изображает здесь Гэндальфа гораздо более грозным. Толкин приберегает это на финальный эпизод — обещание. Для читателя Волконского изменение в позиции Гэндальфа неоправданно из-за положительного отношения Бильбо к плану уже на первой стадии.

— Все, говорить, оставил? — с нажимом спросил Гэндальф. — И кольцо тоже? Помнишь, мы о том толковали? (В ДК.55).

На третьей стадии Волковский наконец использует обещание, ради которого Толкин выстраивает всю свою структуру, но, поскольку Волковский опустил две первые ступени, это становится полной неожиданностью для его читателя.

— А ну полегче, любезный хоббит, — сказал Гэндальф. — Как-никак, мы с тобой долго были друзьями, и ты мне кое-чем обязан. Так что выполняй-ка обещанное. Оставь кольцо! (В ДК.56).

М&К также выбирают неверную тональность в части согласия. У них Гэндальф просто напоминает Бильбо, что именно так тот и решил. В результате Гэндальф снова устранен из процесса принятия решения. Он знает, что было решено, но не может заставить Бильбо сдержать слово.

— Все оставил? — спросил Гэндальф. — И Кольцо тоже? У тебя ведь так было решено, помнишь? (М&К Х1982.20; Х1988.65).

При таком развитии беседы русский читатель едва ли удивляется, когда Гэндальф у М&К приказывает Бильбо: "Делай, как обещано", раз уж М&К начали с [честного] слова вместо плана. Для англоязычного читателя обещание кульминация многослойной эволюционирующей структуры Толкина: план, согласие, обещание, каждое из которых становится все более настойчивым. Для русского читателя, структура иная: [честное] слово, план, обещание. Это сдвигает акцент со свободы выбора Бильбо на вопрос, сдержит ли он свое слово.

— Легче, легче, любезный хоббит! — проговорил Гэндальф. — Всю твою жизнь мы были друзьями, припомни-ка. Ну-ну! Делай, как обещано: выкладывай Кольцо! (М&К Х1982.21; Х1988-67).

В этой части есть еще один маленький, но интересный камень преткновения для переводчиков — тонкий намек на воздействие Кольца на Бильбо, которое, как кажется, дарит ему "вечную молодость" (F.43). Гэндальф Толкина говорит: "Всю твою долгую жизнь мы были друзьями".

Трое переводчиков опустили этот намек. Двое (Бобырь и Яхнин) полностью исключили всю реплику. Грузберг, Александрова, Немирова, Уманский и ВАМ перевели ее правильно. У М&К Гэндальф говорит: "Всю твою жизнь мы были друзьями". У Г&Г и Волковского он заявляет: "Мы с тобой долго были друзьями", а у К&К настаивает: "Мы ведь с тобой не первый день знакомы". Эти утверждения абсолютно справедливы, но они не отвечают замыслу Толкина. Всего лишь одно слово, и большинство невнимательных читателей его даже не заметят, но переводчики, опускающие иди изменяющие его, обедняют произведение Толкина и лишают его проработанности. Довольно странно, что именно те переводчики, чьи версии не получили широкую известность из-за недостаточных литературных достоинств, лучше всех справились с этой задачей.

Шутка Бильбо

Шутка — весьма серьезная вещь.

Чарльз Черчилль (1731–1764)

Призрак, книга III, строка 1386

На шутку Бильбо Толкин ссылается на протяжении всего эпизода, когда Бильбо сопротивляется, не желая расстаться с Кольцом.

— Но, во всяком случае, я собираюсь повеселиться в четверг и сыграть свою маленькую шутку (F.49).

— И испортить мою шутку (F.57).

— Это совсем испортило бы замечательную шутку (F.61).

Но вплоть до беседы Гэндальфа с Фродо (в конце главы) Толкин не использует свою конструкцию, основанную на повторах слова joke (шутка), чтобы подчеркнуть, насколько тяжело далось Бильбо это решение. Кульминационная сцена застает читателя врасплох.