Толкин русскими глазами

М&К также выбирают неверную тональность в части согласия. У них Гэндальф просто напоминает Бильбо, что именно так тот и решил. В результате Гэндальф снова устранен из процесса принятия решения. Он знает, что было решено, но не может заставить Бильбо сдержать слово.

— Все оставил? — спросил Гэндальф. — И Кольцо тоже? У тебя ведь так было решено, помнишь? (М&К Х₁₉₈₂.20; Х₁₉₈₈.65).

При таком развитии беседы русский читатель едва ли удивляется, когда Гэндальф у М&К приказывает Бильбо: «Делай, как обещано», раз уж М&К начали с [честного] слова вместо плана. Для англоязычного читателя обещание — кульминация многослойной эволюционирующей структуры Толкина: план, согласие, обещание, каждое из которых становится все более настойчивым. Для русского читателя, структура иная: [честное] слово, план, обещание. Это сдвигает акцент со свободы выбора Бильбо на вопрос, сдержит ли он свое слово.

— Легче, легче, любезный хоббит! — проговорил Гэндальф. — Всю твою жизнь мы были друзьями, припомни-ка. Ну-ну! Делай, как обещано: выкладывай Кольцо! (М&К Х₁₉₈₂.21; Х₁₉₈₈.67).

В этой части есть еще один маленький, но интересный камень преткновения для переводчиков — тонкий намек на воздействие Кольца на Бильбо, которое, как кажется, дарит ему «вечную молодость» (F.43). Гэндальф Толкина говорит: «Всю твою долгую жизнь мы были друзьями».

Трое переводчиков опустили этот намек. Двое (Бобырь и Яхнин) полностью исключили всю реплику. Грузберг, Александрова, Немирова, Уманский и ВАМ перевели ее правильно. У М&К Гэндальф говорит: «Всю твою жизнь мы были друзьями». У Г&Г и Волковского он заявляет: «Мы с тобой долго были друзьями», а у К&К настаивает: «Мы ведь с тобой не первый день знакомы». Эти утверждения абсолютно справедливы, но они не отвечают замыслу Толкина. Всего лишь одно слово, и большинство невнимательных читателей его даже не заметят, но переводчики, опускающие или изменяющие его, обедняют произведение Толкина и лишают его проработанности. Довольно странно, что именно те переводчики, чьи версии не получили широкую известность из-за недостаточных литературных достоинств, лучше всех справились с этой задачей.

Шутка Бильбо

Шутка — весьма серьезная вещь.

Чарльз Черчилль (1731–1764)

Призрак

, книга III, строка 1386

На шутку Бильбо Толкин ссылается на протяжении всего эпизода, когда Бильбо сопротивляется, не желая расстаться с Кольцом.

— Но, во всяком случае, я собираюсь повеселиться в четверг и сыграть свою маленькую шутку (F.49).

— И испортить мою шутку (F.57).

— Это совсем испортило бы замечательную шутку (F.61).

Но вплоть до беседы Гэндальфа с Фродо (в конце главы) Толкин не использует свою конструкцию, основанную на повторах слова joke (шутка), чтобы подчеркнуть, насколько тяжело далось Бильбо это решение. Кульминационная сцена застает читателя врасплох.

— Я бы… вернее, до сегодняшнего вечера я надеялся, что это только шутка, — сказал Фродо. — Но в глубине души я знал, что он уйдет. Он всегда говорил шутливо о серьезных вещах. Приди я пораньше, смог бы еще застать его (F.63).

Поскольку Бильбо всегда шутил, говоря о серьезных вещах, на первый взгляд, из разговора о шутке может показаться, что дело и впрямь пустячное, но это не так — вопрос на самом деле был слишком серьезным. Бильбо отказывался от Кольца и навсегда оставлял Шир.

Существует несколько превосходных переводов фразы Фродо о Бильбо, который «всегда говорил шутливо о серьезных вещах», но в эту бочку меда часто попадает ложка дегтя: потеря нарастающей напряженности при подходе к кульминации действия. Почти все переводчики включили шутку в первое звено этой цепи. Очевидным исключением стала Бобырь, которая сжала всю первую главу до одного абзаца. Однако не все переводчики смогли воспроизвести каждое из двух остальных звеньев. Второе звено отсутствует у Немировой и К&К, третье — у Грузберга, Уманского и М&К. В этих переводах потеря темпа нарастания напряжения ослабляет кульминацию.