Лучше будущее для рабочей зоны (как и для поля битвы) – это полное отсутствие будущего. Запоздало заметив кризис в организации рабочей зоны, консультанты ринулись вперёд с предложениями недолговечных реформ, общий знаменатель которых состоит в том, что они мало касаются самой рабочей зоны. Эти реформы были предложены рабочим, а не завоёваны рабочими, – они, как обычно, в сущности являются бизнесом ради бизнеса. Эти реформы могут временно поднять производительность, пока их новизна не выветрится, но размышления над тем, кто, что, когда и где будет заниматься работой, не затрагивают саму суть этой болезни:
Сменить рабочую зону на надомную работу – всё равно что эмигрировать из Румынии в Эфиопию в поисках лучшей жизни. Скользящий график – это для тех профессионалов, кто, как в офисном анекдоте, может работать любые 60 часов в неделю по своему выбору. Он не для сектора услуг, где занято больше всего людей; он не поможет ни поварам защитить свои прерогативы в часы обеда, ни водителям автобусов в часы пик. Обогащение работы[6]
– это отчасти собрание ради укрепления корпоративного духа, отчасти болеутоляющее средство – духовный подъём и аспирин. Даже рабочий контроль, немыслимый для большинства американских менеджеров, это лишь самоуправляемое служение, всё равно что дозволение заключённым самим выбирать себе тюремщиков.Для западных работодателей, равно как и для уходящих восточноевропейских диктаторов,
Есть куда больше свидетельств восстания против работы, чем было свидетельств восстания против коммунизма. В противном случае не существовало бы рынка таких транквилизаторов, как «реорганизация работы» или «обогащение работы». Рабочий на работе, как и, к великому сожалению, вне работы, пассивно-агрессивен. Героический эпос о коллективной солидарности пролетарского прошлого не для него. Но систематические прогулы, частая смена мест работы, воровство товаров и услуг, самоуспокоение алкоголем или наркотиками и работа настолько небрежная, что её можно посчитать саботажем, – всё это действия мелкой рыбёшки, пытающейся прикинуться крупной рыбой, которая спекулирует бросовыми облигациями и грабит ссудо-сберегательные ассоциации. А что если бы произошла всеобщая забастовка – и стала бы перманентной, потому что не выдвигалось бы никаких требований, ведь она сама по себе
Будущее принадлежит движению нульработы при условии, что оно будет развиваться, а его цель не окажется недостижимой, поскольку работа неизбежна. Разве не считали даже консультанты и техно-футурологи в своих самых фантастических текстах работу чем-то само собой разумеющимся? Именно считали, и этого нам достаточно, чтобы быть скептиками. Они никогда не предрекали будущее, которое уже наступило. Они предсказывали движущиеся тротуары и семейные аэромобили, а не компьютеры и рекомбинируемую ДНК. Их американский век стал японским, ещё не дойдя до своей середины. Футурологи всегда ошибаются, так как они всего лишь экстраполяторы, предел их видения примерно одинаков – хотя история (запись предыдущих будущих) насыщена разрывами, преподнося такие сюрпризы, как Восточная Европа. Лучше обратиться к самим утопистам. Поскольку они верят, что жизнь может быть другой, то что они говорят, как раз и может оказаться правдой.