Только анархизм: Антология анархистских текстов после 1945 года

Такое определение анархии может вызвать существенные протесты некоторых анархистов, но я высказываю его в самом буквальном смысле. На первый взгляд такая идея выглядит совершенно нереалистичной, кажется, что тем, у кого есть некоторый жизненный опыт, её следует отбросить как глупый идеализм. Позвольте мне отделить себя от всех форм идеализма. У меня был практический опыт отношений с идеалистами, так сильно верившими и любившими «Человека», что они бы предпочли быть эксплуатируемыми со стороны ленивых тунеядцев, чем признать факт своей бессмысленной поддержки паразитов. Но я также хотел бы прояснить, что ни в одном сообществе людей, большом или малом, где социально необходимые работы осуществляются только из чувства долга перед обществом, возложенного на индивида, нет ни свободы, ни стабильности, ни здоровья. Единственным оправданием работы может быть лишь факт получения удовольствия от неё. Любое общество, полагающееся на политическое, экономическое или моральное принуждение в качестве движущей силы для своих производственных процессов, обречено быть нездоровым и в той или иной форме рабским.

Работу можно определить как расходование энергии в ходе производственного процесса, в отличие от игры, при которой энергия тратится без продуктивного результата. Работа характерна для здорового взрослого человека, а игра – для здорового ребёнка, чья энергия употребляется на развитие собственных способностей. Весьма существенно, что игра у человеческих детёнышей, как и у других млекопитающих, как правило, представляет собой повторение рабочих занятий взрослых.

Обычно всеми признаётся, что работа является необходимостью для каждого совершеннолетнего. Те люди, у которых в силу их благосостояния нет экономических причин работать, должны в целях сохранения своего физического и ментального здоровья искать замену работы. Они могут так и остаться вечными детьми, играя в рыбалку, охоту, походы на лодках, садоводство и огородничество, и часто находят удовлетворение в довольно активной работе-игре. Низшие млекопитающие не отличаются от людей, им тоже, став взрослыми, нужно работать. Будучи не столь озабоченными интеллектуальными сомнениями, они придерживаются своих занятий с искренним удовольствием. При изучении существ более простых, чем мы, не может возникнуть сомнений касательно того, от чего они получают удовольствие: выдра любит ловить рыбу, бобр – строить плотины, белка – собирать орехи, кролик – рыть норы. Некоторые могут указать на своих домашних Мурок, «испорченных тысячью лет неестественной жизни», предпочитающих не ловить мышей в погребе, а лакать молоко у камина, и проводят аналогию с современным человеком, утверждая, что тот стал неестественным животным, которому нужен пинок, чтобы он начал работать. В этой распространённой аналогии содержится биологическая ошибка. Ни Мурке, ни вам, ни мне нет тысячи лет: в плане инстинктов мы не обусловлены опытом наших предков. Мы одарены определёнными инстинктами, в сущности, оставшимися такими же, как и при возникновении наших видов, а наше поведение обусловлено окружающей средой, с которой мы сталкиваемся на протяжении нашей собственной жизни. Верните избалованную Мурку в лес, и она возвратится к естественному для кошачьих образу жизни; уберите от себя и меня давление невротической цивилизации XX века, и у нас появится шанс вернуться к естественному человеческому образу жизни, который, я утверждаю, спонтанно включает в себя желание работать и удовольствие от работы как образа жизни, свойственное любым другим видам животных. В настоящее время многие из цивилизованных представителей нашего вида оказываются уникальными в животном царстве в силу того, что в их производственном процессе не выражена радость жизни. Положение даже ещё хуже: мы воспринимаем как должное, что все животные получают удовольствие от процесса размножения, но среди многих в нашем виде даже эта функция утратила свою прелесть.

Должны ли мы заглянуть ещё глубже в поисках корней всей социальной дисгармонии и личных несчастий нашего времени? В нашем случае работа обычно считается печальной необходимостью, деятельностью, которую следует терпеть лишь ради производимых материальных товаров или, скорее, ради заработной платы, которая не очевидно связана с выполненной работой. Самое лучшее, что могут предложить реформисты, социальные планировщики и даже социальные революционеры, это всё новое сокращение рабочего дня, так, чтобы в нашей жизни было меньше страдания (работы) и больше удовольствия (праздности). Мне даже приходилось слышать, как на анархистском собрании обсуждался вопрос: должно ли у нас в великом и славном будущем быть три рабочих часа в день или же в неделю. Это определённо похоже на нижеследующий отрывок из американского пособия по сексу:

«Вопрос: Как долго пенис должен оставаться в вагине? Ответ: Лишь несколько минут». Ещё одна печальная необходимость!