Самые красивые признания в любви встречаются в письмах. Мы выбираем бумагу, ее текстуру, цвет чернил. Сочиняем фразы, пробуем их на слух, обдумывая каждое слово.
Вычеркиваем, рвем на клочки, терпеливо переписываем – и наконец останавливаемся на последнем варианте, в который вложили все лучшее, что есть в нас.
Мы вкладываем письмо в конверт, и начинается его путь к любимому человеку.
Стивен, любимый мой,
Сначала была дюна Пила и закат над океаном, потом у каждого была своя жизнь, с ее счастьем, грустью, отречениями, надеждами и рассветами – сколько рассветов я встретила без тебя!
Стивен, любимый мой, зачем ты вернулся?
Я задаю тебе этот вопрос, но знаю ответ. Ты необыкновенный, Стивен: ты любил меня, любишь и будешь любить, я знаю. То, что ты дал мне, объяснить невозможно, ты открыл мне, какая я есть на самом деле, с моими самыми сокровенными желаниями. В мою жизнь ты ворвался как смерч. Со смерчем бороться бесполезно: он втягивает в себя всех!
Я мучительно страдаю от того, что не могу каждую минуту обнимать тебя, во мне всё кричит от боли, когда я думаю о том, как ты далеко от меня; оставаясь одна, я часто плачу, и тогда я думаю о тебе, о твоих горячих руках, о твоих объятиях.
Я не могу ничего обещать и знаю, что ты всё поймешь. В одну из наших первых встреч ты рассказал мне без утайки о той минуте, когда тебе пришлось сделать выбор: спасать жену или ребенка. Тобой руководило подсознание, твое тело прикрыло собой Кайлу; оно приняло на себя удар и спасло ее.
И поэтому я знаю, что ты поймешь: я не могу себе представить, как мне жить вдали от Ванессы и Люка, без того, чтобы просыпаться каждое утро и слышать их голоса. Они и ты – это самая большая удача в моей жизни.
У нас не будет обычной истории любви, Стивен. В которой ходят на свидания, женятся, заводят детей и, держась за руки, вместе старятся. У нас будут только минуты – особые, волшебные минуты, а наши расставания будут скрашены воспоминаниями друг о друге.
Я помню тот вечер на дюне Пила, когда нам было шестнадцать… Ты сказал: «Обещаю тебе: мы будем возвращаться сюда каждый год!» Теперь я знаю – и я поняла это позже тебя, – наша любовь сильнее всего на свете. Мы будем возвращаться на эту дюну – и десять раз, и тысячу раз – и одни, вдали от мира, будем смотреть на закат.
Жизнь подарила нам сокровище, и мы должны его беречь, любоваться его сиянием в лучах весеннего солнца, согревать в первые осенние заморозки.
Мы будем жить тем, что поэты называют «невозможной любовью», считая ее самой прекрасной. Неподвластная времени, непостижимая, она сияет нам как драгоценность, укрытая от чужих глаз, как обещание вечности.
Обещание вечности
Моя вечность – это ты, только ты!
В этих словах нет никакого смысла, и что с того? Все самое прекрасное на свете невозможно объяснить, оно просто существует.
Вечность – это каждая минута, проведенная в твоих объятиях, каждое мгновение, что я смотрю на тебя, каждый звук твоего голоса.
Стивен трижды перечитал письмо Камиллы, впитывая в себя каждую фразу, каждое слово. Выйдя из дома, он полной грудью вдохнул свежий морской воздух. Он словно рождался заново, возвращаясь к той жизни, которая оборвалась однажды вечером на пустынном перроне Северного вокзала.
Теперь он знал, что их существование неотделимо одно от другого. Он любил эту женщину с шестнадцати лет, она только что прислала ему самое прекрасное свидетельство своей любви, о котором даже те из нас, кто счастливо любит и любим, не осмеливаются мечтать. Мы говорим себе, что всё это вздор и пустая болтовня, что в действительности это ничего не значит, но на «всё это» мы втайне всегда надеемся.
Стивен думал, что навсегда потерял ту, которая сломала его, уничтожила, раздавила и которую он любил больше всего на свете. Бывали даже дни, когда он с удивлением говорил себе:
«
Это было глупо, но такова была его единственная защита.
Стивен постепенно умирал – не той физической смертью, к которой мы все идем, – нет, эта смерть была бы сродни утешению. Он умирал, потому что одна часть его постепенно угасала, по крайней мере, он так думал.
Но, словно в нем заговорил инстинкт выживания и любовный инстинкт, в ночь накануне Рождества он начал писать их историю: начиная с того дня, когда он впервые сжал ее руку, до их последнего поцелуя почти тридцать лет спустя. Ему было невыразимо грустно, и он сам удивился, увидев, что из-под его пера выходят легкие, остроумные пассажи, которые, несмотря на поток рыданий, вызвали у Камиллы смех, когда она читала рукопись.
Как бутылка, брошенная в море, рукопись нашла другого потерпевшего кораблекрушение на его острове одиночества и страданий. Жизнь так устроена, что серые, безотрадные утра часто приносят самые невероятные известия; и когда всё идет по заведенному распорядку, и «сегодня» неотличимо от «вчера»… вдруг приходит письмо.