Только герцогу это под силу

Он клял Монтита, затем себя, что его «петушок» так же предсказуемо вставал по стойке «смирно», как Раджи, завидевший птичку. Иисусе, он обезумел. Вдобавок, он, по-видимому, не мог самостоятельно помочь себе, когда был с ней.

Луиза, должно быть, почувствовала его возбуждение, так как прервала поцелуй и, прищурившись, уставилась на него.

— Мы теперь отправимся в постель? — хрипло, приглушенным голосом, спросила она.

Саймон отвёл взгляд и заметил их отражение в зеркале — переплетенные ноги, свою эрекцию, и её, до сих пор стоящую с поднятой на табурет ногой. Её ночная рубашка, подтянутая до талии, обнажала его взгляду её интимное с шелковистой кожей местечко.

«Петушок» его ещё больше увеличился, и его обуяла крайнее желание овладеть ею здесь, прямо так.

— Обернись к зеркалу, — приказал он.

Когда Луиза, чтобы повернуться, начала снимать ногу с табурета, он произнес:

— Нет, оставь её там. Я хочу видеть каждую твою частичку. Я хочу видеть, как прикасаюсь к тебе.

Хотя лицо её вспыхнуло от смущения, она исполнила его просьбу, разворачиваясь вокруг так, чтобы предстать перед зеркалом, с одной ногой на табурете, другой на полу, открывая взору свою нежную плоть во всём её влажном великолепии.

У Саймона пересохло во рту. Он сдернул через голову её ночную рубашку, затем отделался от своего домашнего халата. Двигаясь позади, он одной рукой обнял её, чтобы ласкать грудь, в то время как другой — перебирал нежную плоть меж её ног. Лицо Луизы стало таким же розовым, как та плоть, вдобавок она издала стон удовольствия, от которого его «петушок» стал крепким, словно железо.

— Временами, Луиза, — выдавил он, — я беспричинно хочу тебя. — Он потер вверх-вниз своей возбужденной плотью между её ягодиц, только чтобы она знала, каким твердым он становится из-за неё.

Её пристальный взгляд стал знойным, и она потянулась назад, словно намереваясь поласкать его «петушка».

— Нет, — Саймон отвёл её руку. — Положи руки на стол. Я хочу взять тебя вот так, сзади, в то время как ты наблюдаешь. — Он продолжал грубо шептать возле её уха: — Я хочу, чтобы ты видела то, что вижу я, двигаясь в тебе. — Он прикусил мочку её уха. — Я хочу, чтобы ты видела дурманящую картину, которую являешь собой, ту, что целыми днями снедает меня.

Луиза, с затуманенными черными глазами, сделала, как он сказал, подалась вперед, чтобы расположить руки перед собой. Её волосы каскадом заструились вниз перед ней, закрывая её грудь, и Саймону пришлось подобрать их и закрепить петлей на одном плече, чтобы он мог вволю наглядеться на неё.

Боже, как на него подействовал один лишь её вид в тусклом сиянии свечи. Её лицо, залитое румянцем, и груди, покачивающиеся между её рук, словно зрелые плоды, — Луиза выглядела ранимой и очаровательной, и такой эротичной, что едва не сводила его с ума.

«Никогда не позволяй женщине управлять тобой с помощью твоего „петушка“».

Саймон выкинул из головы дедов голос, затем резко раздвинул ей ноги в стороны, ликуя, когда она ахнула от удивления. Он неспешно превратил её «ах» в стон, кругами подбираясь, чтобы потереть её гладкую плоть. И когда жена прижалась к его пальцу, страстно желая еще больше прикосновений, его накрыла стремительная волна триумфа. Наверно, Луиза слишком сильно воздействовала на него, но, по крайней мере, и он оказывал на неё не меньшее воздействие.

Затем её глаза стали медленно закрываться.

— Нет! — пророкотал он у её шеи. — Ты должна наблюдать, как я беру твое прекрасное тело.

Открыв глаза, она мятежно уставилась на него.

— Я хочу, чтобы ты вошёл в меня.

— Нет, только когда ты не сможешь больше это выносить, — произнес Саймон, затем начал изводить её нежную маленькую жемчужину, омывая её, поглаживая, — именно так, как он знал, нравилось ей. — Я хочу, чтобы ты умоляла, Луиза.

Луиза улыбнулась ему в зеркале.

— Тебе так долго никогда не выдержать, — кокетливо подразнивая, произнесла она.

И когда она, покрутив бёдрами, выгнулась назад, чтобы её сладкая маленькая попка оказалась напротив его твёрдого «петушка», он стал опасаться, что она, вероятно, права. Его восставшая, мучительно напряженная плоть лежала в колыбели её восхитительных ягодиц.

Но Саймон отказывался отдавать ей победу в этом раунде. За время, проведенное со шлюхами из борделя, которых оплачивал его дед, он узнал, как вновь обрести контроль над своенравным «петушком», и он без колебаний так и поступил.

— Я могу выдержать столько, сколько понадобиться, моя маленькая соблазнительная Клеопатра.

Пусть, раз должна, пользуется своими тампонами, но Саймон обязательно заставит её умолять его, в знак согласия, что в этом браке не только он влюблён до безумия. Он справиться с Луизой — и с собой — пусть даже на это уйдут часы.

И он ласкал её грудь, сначала одну, затем другую: теребил большими пальцами соски, превращая их в упругие вершинки, затем нежно царапал их ногтём, пока она не вскрикнула и не уткнулась грудью ему в руки.