Только герцогу это под силу

Он взорвался и одним махом снёс с туалетного столика флаконы с духами, баночки с румянами и щётки для волос. Раджи резко прекратил раскачиваться и, хныча, свесился с остова кровати.

Саймону казалась, что голова его вот-вот разлетится на куски, и, конечно же, дедов голос не преминул появиться, чтобы дразнить и подзуживать его. Вот, началось: «… покажи жене, кто тут главный. Будь мужчиной. Она лишь женщина, как любая другая».

Но, она — не любая другая.

— Нужно отсюда убираться, — произнёс Саймон, боясь, что задохнётся от вони духов, а дедов голос в конец изведёт его.

Вскочив на ноги, он наспех переоделся и стянул Раджи с остова кровати.

— Пойдём, негодник. Покатаемся верхом.

В каком-нибудь месте, где ничего не будет напоминать о деде Монтите. Или о ней.

Весь день он провёл, стараясь исполнить задуманное. Он скакал верхом по Бромптон-вейл, на счастье безлюдной в ранний час. Это место ничем не должно было напоминать о жене, так как они никогда тут и близко не были.

Тем не менее, уютные кроны дубов и тисовые изгороди напоминали ему о лесе, где он впервые после возвращения из Индии поцеловал её. А когда Раджи внезапно прыгнул на сук, он не мог не вспомнить, как выманил у неё второй поцелуй… и разрешение ласкать и сосать её сладкую, ароматную плоть…

Бромптон-вейл — не лучший выбор, чтобы забыть Луизу.

К сожалению, ему понадобилось добрых два часа, чтобы уговорить Раджи спуститься вниз и воспользоваться иной альтернативой: отправиться к своему поверенному, который нашёл письма бабушки Монтит. Поначалу Саймон хотел, чтобы их ему переслали, но он мог бы и сам их забрать. Пожалуй, ничего в конторе поверенного не напомнит ему о Луизе.

К несчастью, бабушкин паучий почерк на коробке всколыхнул другие болезненные воспоминания. О том, как дед запугивал жену, обзывал идиоткой и отдавал ей приказы. Именно так Саймон пытался запугивать свою жену.

Он стиснул челюсти. Не правда; он не запугивал её. Он выдвинул совершенно разумные требования. Это она вела себя неразумно, это она не понимала, почему он должен так поступать.

Определенно, контора поверенного — ещё один неподходящий вариант, чтобы забыть жену.

Третий вариант был лучше. Бросив Раджи и письма в Фоксмур-хаусе, Саймон отправился Уайтс. Не только для того, чтобы избавиться от воспоминаний о Луизе, но и унять боль: напиться до беспамятства.

Саймон не был охоч до выпивки. Он не любил терять контроля над чувствами. Но бывают случаи, и сейчас наступил именно такой, когда так и тянет утопить горе в бутылке.

Но едва Саймон погрузился в поиски забвения в Уайтсе, как его, к несчастью, окликнул знакомый голос.

— Фоксмур?

Саймон вскинул взгляд:

— А, Трасбат. Добрый вечер. — Он поднял бутылку: — Портвейн?

Кивнув, Трасбат осторожно опустился в кресло напротив Саймона, пристраивая трость между своих длинных худых ног.

— Я не видел вас на заседании, потому не был уверен, что вы помните о нашей встрече.

О встрече? Господи, он совсем о ней забыл.

— Не пропустил ли я чего интересного в Вестминстере? — спросил Саймон, наполняя бокал Трасбата.

— На сессии нет, — Трасбат подался вперед за бокалом. — Но до меня дошли любопытные слухи. Друг из палаты общин поведал мне, что Томас Филден получил вчера письмо от вашей жены, в котором говориться, что вы с Лондонским женским обществом намерены поддерживать его на дополнительных выборах.

Саймон с силой сжал бокал. Чёрт побери, он забыл, что Луиза уже уведомила Филдена о том, что тот избран их кандидатом на выборы. Выборы, от которых ей теперь придётся отказаться.

Но Саймон не мог рассказать об этом Трасбату. Долг перед Луизой требовал молчать, пока она не объяснилась с Филденом и Лондонскими женщинами.

Трасбат потягивал портвейн:

— Должен сказать, я был рад этому известию. Поговаривали, Лондонское женское общество поддерживает Годвина, а это было бы весьма скверно.

Кивнув, Саймон глотнул портвейна. Ему не хотелось продолжать этот разговор. Но и прогонять Трасбата тоже не хотелось, чтобы не отдалить его от себя.

— Филден — хороший и весьма разумный человек, — продолжал Трасбат. — И очень заинтересован в реформе.

— Я пришёл к такому же выводу, — уклончиво произнёс Саймон.

Они на минуту замолчали. Потом Трасбат прочистил горло:

— Честно говоря, новости о Филдене сподвигли меня поднять деликатный вопрос.

Саймону теперь только не хватало обсуждать деликатные вопросы.

Но не успел он отвлечь собеседника, как Трасбат произнёс:

— Это касается Ливерпула. И его кабинета.

Застигнутый врасплох, Саймон вглядывался в лицо Трасбата, но ничего не прочёл в слезящихся стариковских глазах.

— В самом деле, щепетильная тема.

— Некоторые из нас… то есть… вы, наверное, осведомлены, что за последние годы в Англии сложилась взрывоопасная ситуация.

— Да.

Более чем хотелось бы, учитывая, что по этой причине разрушился его брак.

— Некоторые из нас полагают, что правительству нужны перемены — пришло время.

Саймон сморгнул. Неужели Сидмут с Каслри уже начали сосредотачивать силы?

— Совершенно верно, — уклончиво ответил он.