Только хорошие индейцы

Искры не вспыхнули, не хлынул поток воспоминаний или обвинений, не возникла картина из прошлого: четверо индейцев поливают свинцовым дождем горный склон.

– Я из-за тебя опоздаю, черноногий, – упрекает его Шейни, и Льюис, возвращаясь на свою сторону, осознает, что на секунду заглянул в вырез ее рубашки.

Она ловит его взгляд и говорит:

– Мог бы просто попросить.

– Нет, это не то… – начинает Льюис, а потом они оба поворачиваются к баскетбольному мячу, который медленно катится по наклонному полу гаража подобно огромному, очень мягкому шарику пинбола.

– Лучше мне не пачкать одежду, – говорит Шейни через широкий бак, она смотрит ему прямо в глаза, будто хочет сказать нечто прямо противоположное.

– Я знаю, кто ты, – отвечает ей Льюис как раз в тот момент, когда мотор заводится, и она щурит глаза, потому что плохо расслышала, и точно так же, как в тот последний день охоты, наступает тот момент, когда он мог бы отступить, мог бы остановиться, мог бы не допустить, чтобы это произошло. Он мог бы разорвать контакт, выключить мотоцикл, сделать вид, что сказал нечто другое – «Осторожно, побереги волосы», например. Лучше и не придумать.

Только именно этого он не хочет.

Она убила Харли, напоминает он себе. Она убила Харли и настраивает против него Питу. И последнее доказательство, что она – это именно она, окончательно ее выдало, даже больше, чем баскетбол, – то, что она не знает «Энди – погонщика мамонта». Книги были для нее только подспорьем, предлогом приходить сюда, средством осуществить ее план. Если бы она прочла четвертую книгу, она бы прокатилась на тех американских горках эмоций, на которых пришлось прокатиться Льюису и остальному миру поcле того, как Энди «умер» в конце третьей книги, а потом не появился в первой половине четвертой. Однако он не изображал из себя Гэндальфа, а просто застрял в шипучем мире внутри автомата по продаже напитков и ждал подходящих обстоятельств, чтобы снова появиться на свет. Таким обстоятельством оказался мамонт, которого один из его предков столкнул со скалы, но этот мамонт упал в озеро, находившееся как раз на месте фонтана. Поэтому, когда мамонт снова упал, как это бывает, когда время завершает цикл, эльфы вырезали Энди из его брюха. Сначала он был просто тощим зародышем мамонта, но потом вырос и стал собой в течение одного-единственного дня, проехал на том мертвом мамонте прямо через отдел косметики и парфюмерии, стал настоящим героем и спасителем, кем ему всегда и предназначалось быть. Такое возвращение невозможно забыть, особенно если она только что прочла эту книгу.

– Ты знаешь, кто я? – Шейни задает вопрос сквозь вой четырехтактного двигателя без глушителя, все еще держа кончик указательного пальца в фальшивой трубке, и больше она ничего не успевает сказать до того, как все происходит.

Приводной ремень находится с той стороны мотоцикла, где стоит Льюис – Шейни не глупа, «Женщина с Головой Вапити» не глупа, она бы заметила опасность, этот маленький конвейер мгновенной гибели, – но он запустил его на первой скорости, имея в виду, что то заднее колесо без покрышки, которое он уже поставил на место, тоже вращается, превратившись в серебристый туманный круг.

Полсекунды понадобилось его хромированным спицам для того, чтобы захватить ее длинные спиралевидные пряди, резко дернуть голову вверх и в сторону, и при этом ее шея издает явственный хруст. Но волосы все еще наматываются, втягиваются во вращающиеся спицы, мелькающие спицы. Наверное, через полсекунды после того, как у нее ломается шея, спицы снимают скальп с макушки ее головы, а лоб свободно входит в заднее колесо, и при этом спицы вспарывают череп так же легко, как мягкую плоть, и врезаются в теплую массу, окружающую мозг. На обнажившихся участках она серовато-розового цвета, покрытая вокруг бледной оболочкой, а кровь только сейчас просачивается в складки и углубления.

Льюис отшатывается от дросселя, выпускает из рук провода стартера.

Тишина. Только голое колесо постепенно замедляет вращение. Горло Шейни еще втягивает воздух, ее глаза смотрят на Льюиса, но она уже ничего не видит. Она падает назад, валится на спальные мешки и запасные детали, ее левая нога дергается, струйка слюны, не крови, течет из угла рта. Но ярко-красная артериальная кровь – повсюду: полоса капель крови пересекает гараж, тянется от пола к стене, потом к потолку, потом снова спускается по наружной стенке. Как разделительная линия между тем, кем Льюис был прежде, и тем, кто он теперь.

Он встает, нажимает кнопку на стене.

Пора опустить дверь.

Все еще вторник

Льюис так и не построил потельню, как ему хотелось, но если он простоит под душем наверху достаточно долго, весь окутанный паром, то сможет вообразить, будто он находится там. Кровь и мозг Шейни, попавшие на его лицо, стекают в сливное отверстие и исчезают навсегда.