Мы падаем на одеяло, золотистые отсветы пламени озаряют нас. Глаза Уиллы смотрят так мягко, её тёплое тело безвольно расслабляется рядом. Я целую её нежным сплетением языков и ищущих губ.
— Ты в порядке? — хрипло спрашиваю я.
— Я чувствую себя разбитой на куски и одновременно собранной воедино, — шепчет она. — Это вообще нормально?
Я вожу пальцами по её губам.
— Думаю, да. Я вроде как тоже это чувствую.
Она мягко обхватывает мои пальцы губами, затем с улыбкой отпускает.
— Думаю, так бывает, когда любишь так сильно, как я люблю тебя. Когда любишь так сильно, что чувствуешь себя разломленным, но в то же время исцелённым. Может, это и означает быть уязвимым? Может, это и есть интимность? Что бы это ни было, что бы это ни означало, я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я не хочу переставать испытывать такую любовь к тебе. Я хочу, чтобы мы всегда любили друг друга так глубоко и так сильно. Обещай мне, Райдер.
Я накрываю ладонью её щёку, притягиваю к себе для очередного нежного поцелуя. Одного из тысяч и тысяч поцелуев, которые я хочу получить от неё за то время, что нам отведено.
— Обещаю, Солнце. Всегда.
Глава 31. Уилла
Один год спустя...
— Уилла, ты не могла бы мне помочь?
Элин показывает мне на раздвижную дверь, которая ведёт на патио их дома. Она держит огромный поднос с закусками, не сильно отличающимися от тех, что Райдер постоянно готовил мне на протяжении нашего четырёхдневного «марафона любви» в их доме-шалаше. Эти подносы закусок приходились кстати, когда я не позволяла ему покидать постель достаточно надолго, чтобы приготовить что-то существенное, поскольку я бесконечно изголодалась по нему. Тогда я заставляла его обнимать меня и часами играть в его игру «заполни пробелы».
Я спешу туда, открываю перед ней дверь и освобождаю место на столе.
— Спасибо, — она улыбается и выпрямляется, поставив поднос. За прошлый год я узнала и полюбила маму Райдера. Она тихая, как и Райдер, добрая и любящая, но не слишком, и потому мне легче это принимать. Райдер говорит, что это очень по-шведски — умеренный, сбалансированный подход практически ко всему. Без излишков во всём. Ровно столько, сколько достаточно. Это называется «лагом». Я практически полная противоположность этого лагома, но Райдер и его мама (да и вся его семья) меня всё равно любят.
Элин вздыхает и кладёт руки на бёдра.
— Почему бы нам не присесть и не выпить вина, ты и я? Райдер и Алекс ещё несколько минут не вернутся со своего поручения.
Я киваю, нервно сглатывая. Элин в курсе моего плана. Это причина, по которой я попросила её ограничиться нами четверыми, зная, что прошу о многом. Элин всегда хочет, чтобы все дети были вместе, и проведя с ними полный год дней рождения и праздников, я это понимаю. Да, мне нужны перерывы и побеги от хаоса в комнату Райдера, но братья и сёстры все довольно хорошо относятся друг к другу. Они добрые и весёлые. Они любят настолки и футбол, готовят изумительную еду. Они слушают старую музыку и смотрят слезоточивые фильмы, которые заставляют меня чувствовать чувства. Я понимаю, почему она любит собирать всю семью.
Но сегодня мне нужно, чтобы были только мы.
Вчера мы с Райдером выпустились из колледжа — он с отличием, я же с достаточным «почётом». Пусть я не была в числе лучших студентов, но я горда тем, что заслужила достойные отметки, выкладываясь на полную в футболе. Мы празднуем с его родителями, пока я сижу и держу при себе пугающую частицу информации и ещё более пугающий вопрос.
— Я принесу вино, — говорю я ей. — Почему бы вам не сесть и не расслабиться?
Элин улыбается и садится.
— Спасибо, Уилла.
Скользнув внутрь, я беру из холодильника охлаждённую бутылку вина и прихватываю два бокала. Когда я закрываю за собой раздвижную дверь, Элин смотрит на рощу деревьев с печальным выражением на лице.
— Что такое?
— Хм? — она оборачивается ко мне. — О. Я думала о смерти и разбитых сердцах. И я думала о твоей матери.
Весь воздух вырывается из меня. Я медленно опускаюсь на своё место.
Я подумала, что он шутил.
Прочистив горло, я откупориваю вино и наливаю бокал сначала ей, затем себе.
— А что насчет неё?
Элин приподнимает бокал в мою сторону в молчаливом тосте.
— Жизнь — это балансирующая сила, рождение и смерть, цикл существования, и это неизбежно. Но это также печально. Я скорблю за тебя, и мне жаль, что её здесь нет, — мгновение спустя она говорит: — Джой бы тобой очень гордилась.