Только лучшее

– Мои родители? – казалось, его вопрос ее удивил. – Наверное, милые. Отец слишком много работает, а мать в нем души не чает. Брат считает, что они сумасшедшие. Как можно сколотить состояние, если ночи напролет принимать роды? Поэтому он выбрал не гинекологию, а психиатрию. Он считает, что сумасшедшие все, а те, кто думает, что здоров, просто не обследованы. Он маленького роста, светловолосый и очень похож на мать.

Берни уже хохотал в голос: он представил ее брата, и образ его позабавил.

– А вы похожи на отца?

– Да, и ничуть об этом не сожалею. Брат называет меня великаншей, а я его гномом. Из-за этого в детстве мы постоянно дрались. Мы выросли в Бикон-Хилл в великолепном особняке, принадлежавшем еще моему деду. Некоторые родственники с материнской стороны очень привередливые. Думаю, они так и не приняли полностью моего отца. По их мнению, врач – недостаточно аристократическая профессия, но ему эта работа нравится, и он очень хороший специалист. Во время учебы в университете всякий раз, когда приезжала на каникулы домой, я присутствовала при родах, которые он принимал. Я видела, как он спасал младенцев, которые без него бы не выжили, и знаю одну мать, которая точно умерла бы в родах, если бы не его мастерство. Из-за этого я чуть было не стала гинекологом, хотя мне гораздо больше нравится профессия педиатра.

– Почему вы не захотели остаться в Бостоне?

– Хотите знать правду? – она вздохнула с печальной улыбкой. – Там на меня слишком давили родственники. Я не хотела пойти по стопам отца, но и стать преданной женой и посвятить всю свою жизнь заботам о муже и детях, как сделала моя мать, я тоже не хотела. Мама считала, что я должна выйти за Марка, но работать врачом будет он, а я стану домохозяйкой, чтобы создавать ему комфортную жизнь. В этом нет ничего плохого, но я хотела другого. И если бы я осталась, то не смогла бы терпеть эти их мягкие пуританские понукания. В конце концов они бы захотели, чтобы я вышла замуж за какого-нибудь аристократа, поселилась в таком же доме, как у них, и устраивала светские чаепития, как у них. – Меган пугала даже сама эта мысль. – Берни, жизнь, где много ограничений, не для меня. Мне нужно больше пространства, больше свободы, мне нужны новые люди и мои синие джинсы.

– Прекрасно вас понимаю. То, что вы описали, не так уж сильно отличается от давления, которое я бы испытывал, если бы остался в Скарсдейле. Иудеи, католики, члены епископальной церкви – по большому счету они все одинаковы. Они такие, какие есть, и хотят, чтобы ты стал таким же. Кто-то может, а кто-то нет. Я вот не смог. Если бы я поддался давлению, то был бы сейчас еврейским врачом, женатым на хорошей еврейской женщине, которая в эту самую минуту сидела бы у маникюрши.

Меган засмеялась, представив эту картину.

– Моей лучшей подругой в университете была еврейка, которая сейчас живет в Лос-Анджелесе, работает психиатром и зарабатывает целое состояние. Готова поспорить, что она никогда не ходит на маникюр.

– Поверьте мне, она исключение.

– Ваша жена была еврейкой?

Мег тоже было любопытно узнать о нем больше. Берни покачал головой, и впервые на его лице не было грусти.

– Нет. Ее звали Элизабет О’Рейли. Когда я сообщил об этом матери, у нее чуть не случился сердечный приступ.

Берни рассказал Мег всю историю в подробностях, и, отсмеявшись, она заметила:

– Мои родители реагировали точно так же, когда брат представил им свою жену. Она француженка и такая же безумная, как он. Мать была уверена, что если она француженка, то это значит, что она непременно позировала для почтовых открыток.

Они оба засмеялись. Берни и Мег продолжали делиться историями о страхах их родителей, пока он не посмотрел на часы. Он помнил, что Мег нужно быть в Напе к одиннадцати, а уже восемь.

– Не хотите поужинать здесь? – он очень надеялся, что она согласится. Ему было все равно, где есть и что, лишь бы вместе. – Или предпочитаете что-нибудь более экзотическое – китайскую кухню, например?

Она поколебалась, прикидывая время.

– Я выхожу на дежурство в одиннадцать – значит, мне нужно выехать из города до половины десятого. Вы не станете возражать, если я предложу съесть где-нибудь по гамбургеру? Это будет быстрее. Сейчас Патрик очень сердится, если я не сменяю его вовремя. Его жена на последнем месяце беременности, и он до смерти боится, что у нее начнутся роды, а меня не будет. Так что мне очень нужно быть на месте вовремя.

– Ничего не имею против гамбургера. Вообще-то… – Берни подал знак, чтобы принесли счет. – Здесь есть одно занятное местечко, совсем недалеко, если вы не против разношерстной публики.

Там можно было увидеть кого угодно, начиная от грузчиков и заканчивая дебютантками, но Берни нравилась тамошняя атмосфера, и он подозревал, что Меган она тоже придется по вкусу. И не ошибся. Как только они вошли в бар на пристани под названием «Олив ойл», Меган сразу почувствовала себя в своей стихии. Они съели по гамбургеру и по куску яблочного пирога и в половине десятого расстались. Меган спешила в Напу, боялась опоздать, и Берни проводил ее до остин-хили.