Только мертвые больше не возвращаются

– Юная девушка, дочь одного китайгородского купца.

– И какой же темы касаются сообщения?

– Она настаивает, что доверительно может рассказать обо всем только лично вашему величеству.

Екатерина на мгновение уставилась в землю, она очевидно размышляла, а затем сделала жест, красноречиво означавший: я хочу поговорить с девушкой. До ее появления у царицы еще было время придирчиво оглядеть себя в большое стенное зеркало, чтобы затем в небрежной позе расположиться на мягком диване.

Когда девушка, наконец, осталась наедине с самодержицей России, она, подобно изваянию, неподвижно замерла в дверях, наполовину скрытая красной портьерой из тяжелой камчатной ткани, и начала плакать.

– Ну, быстренько рассказывай мне, что ты хотела сказать, – с улыбкой промолвила Екатерина Вторая, – не забывай, что у меня не так много свободного времени, как у тебя.

Ясный голос императрицы совершенно иным образом подействовал на девушку, чем величественность ее облика, она поспешила подойти ближе, бросилась к ее ногам и воздела вверх руки.

– Помилуйте! – в странном смятении выкрикнула она.

– Кого, дитя мое? – мягко спросила Екатерина.

– Одного человека, которого я люблю, – всхлипывая, ответила девушка.

– И что же за преступление он совершил?

– Он только собирается его совершить.

– Вот как, – рассмеялась царица, – и, стало быть, я должна заранее предоставить ему прощение, чтобы он мог учинить его безнаказанно? Нечего сказать, неплохо придумано.

– Нет, ваше величество, не так, – воскликнула девушка, – я нескладно выразилась. Речь идет о том, чтобы предотвратить ужасный поступок и выхлопотать у вас помилование для того, кто его планирует.

– Чем дальше, тем больше загадок, – промолвила царица, но прежде скажи-ка мне, как тебя зовут и кто твои родители?

– Зовут меня Маша, а мой батюшка купец Самсонов из Китай-города.

– А теперь, Маша, встань-ка и спокойно и по порядку расскажи мне все, что у тебя на сердце.

– Не раньше, ваше величество, чем вы пообещаете мне помиловать несчастного.

– Чтобы принять то или иное решение, мне необходимо знать суть дела.

– Нет, ваше величество, вы должны простить до того, как я передам в ваши руки человека, которого горячо и беззаветно люблю, ибо я иду на этот шаг не только ради спасения вашей жизни, милостивая госпожа, но и ради спасения его тоже, только моя любовь и мой страх за его судьбу толкают меня на то, чтобы предать его.

– Следовательно, речь идет о заговоре…

– Нет…

– Ну как же, очередное покушение на мою жизнь, разве не так? – быстро и резко спросила Екатерина.

– Я этого не говорила…

– Как раз это ты и сказала, именно это, голубушка.

– Ничего я не говорила, – воскликнула Маша, негодование которой с каждым словом нарастало, – и я ничегошеньки не скажу, если вы не даруете мне его жизнь.

– Есть средства, дитя…

– Я не боюсь оказаться брошенной в темницу и быть закованной в цепи.

– А пытки?

– Их я тоже не боюсь, я ничего на свете для себя не боюсь, я все делаю только ради него, – заявила девушка с выражением требовательной решимости. – Вам нужно насилие, ваше величество, тогда помилуй вас бог, ни один человек вас не спасет, если я промолчу, и вы умрете, как умер Цезарь.

– Что ты знаешь о Цезаре?

– Я знаю, что он был тираном, и что его убил Брут.

Екатерина с нескрываемым удивлением посмотрела на отважную девушку, вскочила с дивана и принялась взволнованно расхаживать по комнате, она размышляла; то что власть ее скипетра тут бессильна, она видела сейчас достаточно ясно, следовательно, она должна попытаться воздействовать на ситуацию обаянием своей личности и своим умственным превосходством.

– Послушай меня, – заговорила она наконец, со скрещенными на груди руками останавливаясь перед Машей, – если я сейчас задержу тебя и поручу начальнику полиции в течение часа установить, кто тот человек, которого ты любишь, то без особого труда тоже буду знать нового Брута, которого мне следует остерегаться. Видишь, стоит мне только захотеть, и твой возлюбленный окажется в моей власти, тогда я смогу делать с ним все, что мне заблагорассудится, например, приказать пытать его, пока он не сознается, а когда сознается, отправить его на эшафот. Ты понимаешь? Однако я не хочу так поступать. Ибо я испытываю к тебя сострадание. Итак, скажи, чего ты от меня требуешь?

– Я прошу милости, ваше величество, о прощении для него, – взмолилась Маша, – он вовсе не злодей какой-нибудь, а только чуточку заблудился в своих мечтаниях и потерял связь с реальностью.

– Ты говоришь мне, что он и другие собираются убить меня.

– Он один.

– Хорошо, он один. Может ли такой поступок остаться безнаказанным. Подумай, дитя мое, к чему меня обязывает мое высокое положение, мой сан, – продолжала царица, – я просто вынуждена его наказать, однако обещаю тебе не приговаривать его к смерти…

– Ах! Ваше величество, даже если вы только посадите его в темницу или сошлете в Сибирь, он точно так же умрет для меня.

Екатерина задумалась, всего на несколько секунд, затем ее красивое и умное лицо точно осветилось радостью победы.