Положив трубку, Катя еще минут пять сидела, тупо уставившись в полированную поверхность стола. Как ни пыталась, она не могла найти смысла в состоявшемся разговоре. Из ступора ее вывел начальник, потребовавший «кончать мечтать и начать работать». Но вся работа полетела к черту, когда Ярик позвонил во второй раз.
— Мы с Тапкой решили приготовить тебе ужин.
— Вы там что, напились? — с опаской спросила Катя.
— Нет, с чего ты взяла?
— Просто ты никогда мне раньше не звонил. А теперь готовишь ужин вместе с собакой.
— Тебе неприятно?
— Приятно, просто необычно.
— У тебя точно все в порядке?
— С чего бы это такая забота?
— Я спросил, а ты не ответила. Ты такая странная в последнее время.
— Я?
— Ну не я же отворачиваюсь по утрам и сбегаю с постели, позволяя какой-то мерзкой псине дышать мне в лицо, вместо того, чтобы поцеловать в губы лежащего рядом одинокого калеку… Ты почему молчишь?
«Я не молчу — я плачу».
— Тебе… не все равно?…
— Мне?.. Вообще-то искренне наплевать… Просто я испугался, что окончательно достал тебя, и ты больше не придешь…
— Но я же оставила в залог Тапку.
— Я хочу, чтобы ты пришла.
Катя летела, мчалась домой как на крыльях. Взмокшая, раскрасневшаяся, она влетела в подъезд, не помня даже собственного имени. Возле самой двери она притормозила, отдышалась и, чертыхнувшись про себя, выудила из сумочки флакончик духов, и щедро подушила шею, запястья и грудь.
Она должна быть на все сто. На все двести.
Катя распахнула и двери и объятья практически одновременно, да так и замерла на пороге, словно пораженная громом. У дверей ее встречал совершенно незнакомый человек и криво улыбался, опираясь о дверной косяк.
— Ярик? — сипло спросила она, глядя во все глаза на тонкое, скуластое, но очень мужественное лицо, задумчивые серые глаза, высокий лоб без единой морщинки. И над всем этим шапка коротких, но густых седых волос. — Что с тобой?
— Я пригласил парикмахера на дом.
— Почему? — единственный вопрос, содержащий в себе добрый десяток других вопросов, жаждущих своего ответа.
— Как почему? Просто захотелось, наконец, стать человеком.
— Стать человеком… — словно эхо, повторила Катя и обняла его за шею.
Глава 28
Ну вот — она на свободе. Просто удивительно — даже самой не верилось — что ей удалось уйти. Наверное, спасло то, что никто ничего подобного не ожидал, и это дало ей фору минут в 15, которых с лихвой хватило, чтобы скрыться в спасительном лабиринте дворов.
Лида не знала, где находилась, и куда идет. Главное, она сумела вырваться и…
Триумф победы омрачало горькое чувство безысходности. Что ей теперь делать? Куда идти? Домой? Лида не знала, есть ли у нее еще дом. Но даже если и есть, оставаться там — верх безумия.
Бросаться в бега, искать кров, как-то существовать до рождения ребенка. И после.
Но кто будет ее кормить? У Лиды не было ни денег, ни работы. Она даже боялась подумать, что напишут в ее трудовой книжке с прежней работы. Ведь она просто исчезла. Может такое статься, что для всех она умерла.
Хуже всего была неизвестность. Она даже предположить не могла, в какую норку ей забиться, от каких врагов прятаться. Сколько она себя помнила, у нее в жизни не было врагов, а теперь самые худшие, самые злейшие, знавшие всю ее подноготную, все ее слабости, способные до мелочей предугадать все ее поступки — самые близкие люди. В то время как она сама не знала, чего можно от них ожидать.
Лида шла на негнущихся ногах, ее тошнило от голода и волнения. Она не знала куда идти, не знала, у кого просить помощи. Ее также мучил страх за себя, за своего нерожденного малыша, за тех невинных людей, у которых ее будут искать в первую очередь. А что будут — Лида не сомневалась. И тогда выплывет наружу вся ложь, которая в настоящий момент служила ей хоть какой-то защитой.
Мамай быстро отыщет Юльку, и та не будет молчать. На сестру Лиде было наплевать, но она плакала от мысли, что могут пострадать мама или Ярик, ни в чем не виноватые. К сожалению, ничего изменить уже было нельзя. Оставалось только молиться Богу, чтобы они сумели за себя постоять.
А защитить саму себя Лида сумеет.
Она не знала, откуда в ней пробудилась такая уверенность в собственных силах. Боль и страдания закаляют характер. А также безысходность — уже давно Лиде нечего было терять. Она должна выжить — не для того, чтобы служить кому-то приманкой или козлом отпущения, а ради своего малыша. Ради себя.
Спустя несколько часов тяжелых и напряженных раздумий, Лида обнаружила себя сидящей на скамейке во дворе, показавшемся ей смутно знакомым. Она огляделась. Так и есть. В соседнем доме жила близкая подруга — Ленка Винилова.
Решение созрело мгновенно. Ленка поможет и не выдаст. Хотя бы на первый раз.
Лида с трудом поднялась на восьмой этаж. Пользоваться лифтом она боялась, очевидно, где-то в уголке сознания прочно угнездился страх перед тесной замкнутой каморкой, где ее могли запросто прижать в угол и раздавить.