Что делать дальше, Лида представить себе не могла. Еще полчаса назад у нее был более менее конкретный план. Теперь же шаткие столбики ее уверенности в завтрашнем дне падали один за другим, засыпая надежды пылью.
Лида и сама не заметила, как по щеке одна за другой покатились слезы. И вот уже целым водопадом они стекали по подбородку и капали на грудь.
— Нельзя так, — вслух прошептала Лида, успокаивая себя. — Это вредно для малыша.
Но не так-то просто унять разбушевавшуюся внутри бурю. Лида еще около часа сидела, обхватив руками колени, и тихо плакала, пока из оцепенения ее не вырвал звонок мобильного телефона.
— Лидка, ты что с ума сошла? — раздраженно шипел в трубку Костин голос. — Долго тебя еще ждать?
— Да, Костенька, — пробормотала Лида, прижимая холодный аппарат к разгоряченной опухшей щеке. — Я уже иду. Сейчас только возьму сумку и выхожу.
— Сиди там, ненормальная. Будет она беременная сумки таскать. Сейчас поднимусь.
Лида услышала в трубке короткие гудки, и словно во сне отняла аппарат от уха и засунула в карман. Что-то промелькнуло в мозгу, что-то связанное с телефоном. Она пошарила глазами по комнате и нашла то, что искала — записную книжку.
Да, она позвонит папе в Киев и попросит помощи у него. Хотя бы деньгами, но он поможет. В конце концов, он ей отец и должен за все те бессонные ночи, которые она провела, рыдая от обиды после развода родителей. За то, что его не было рядом, когда дочери больше всего нуждались в его защите. За то, что ей просто некуда деваться, кроме как довериться ему, поставив под угрозу его мирное существование.
Выходя из комнаты, как вспышка молнии Лиду озарило сознание, что на этом же столике, на том самом месте у нее перед глазами добрых пятнадцать минут стояла фотография, на которой они со Славиком еще были вместе и улыбались. Лида вернулась назад и взяла фотографию в руки, намереваясь унести с собой. Слезы снова выступили на глазах, когда она, вглядываясь в некогда любимое лицо, вспоминала о том, как когда-то давным-давно она была счастлива. Но сознание почему-то вяло отреагировало на эти воспоминания. Словно кадры из приевшегося кино, оно вытесняло из памяти моменты их со Славиком жизни, накладывая на них другие — более острые и дорогие. Лицо мужа потускнело, померкло, вместо него другой образ вставал перед глазами живыми красками.
— Вова, Володенька, как же я тебя люблю, — вырвалось у Лиды.
И она бросилась прочь из опостылевшей вдруг квартиры. Прочь из прошлой жизни, прошлой любви. В эти мгновения она поняла — Славик окончательно умер. Поняла и смирилась. И ни о чем не жалела, кроме того, что не могла сейчас прижаться к живому родному плечу и доверить ему свои слезы.
Глава 31
Один ловкий и мощный удар — и дверь с треском ударилась о стену. Никого. Мамай недовольно сплюнул, но удержался от того, чтобы не пнуть ногой одинокий стул. Это было бы характерно для его «бычков», но ниже его, Мамая достоинства.
Клиент ушел вовремя, не оставив возможности подловить себя на горячем. Но ничего, Тетерев умеет ждать. Ему даже нравятся такие игры, когда жертва, чувствуя опасность, сопротивляется, но в конечном итоге, еще больше затягивает на шее петлю.
На стене висел календарь, изображавший полуголую девицу на мотоцикле.
Пятнадцатое июня, машинально отметил Мамай. Прошло почти полгода, как Юля его бросила. Воспоминания об этом словно обухом ударили его по голове. Ему снова пришлось сдержаться, чтобы не пнуть стул ногой. Чего это он сегодня вспомнил о ней. Об этой…
Когда-то было больно, ужасно больно. Но боль вскоре стала привычной, и Мамай перестал ее замечать. Время шло, а дел было по самое горло. Тетерев не давал скучать, а уж тем более думать о Юле.
Мамай больше не спал в той комнате, которую делил когда-то с ней. Она просто стояла запертой и хранила воспоминания, которые он больше не хотел вытаскивать на свет Божий. Но все же иногда Мамая охватывало невыносимое чувство одиночества. Он неосмотрительно позволил себе расколоть сердце надвое и отдать одну половинку Юле. Теперь, прижигая рубцы, он никогда не позволит еще хоть раз ему расколоться.
— Эй, бригада, на выход, — остервенело кликнул он своих ребят. — Клиент ушел.
— Черт, — вырвалось у Жженого.
— Ничего, — улыбнулся Мамай, — Все как надо.
Зазвонил мобильник, Мамай долго и внимательно слушал, а после коротко приказал.
— Там за углом какой-то бордель. Поедем, кости разомнете.
Ребята довольно зашикали, потирая в предвкушении руки. Мамай снова улыбнулся, но на этот раз снисходительно. Он едет туда не развлекаться. Он едет получить информацию, за которую Тетерев оторвет голову.
Мамай никак не высказал своего волнения. Он вообще редко выражал эмоции.
Подъехав к высокому яркому двухэтажному дому, Мамай позволил ребятам разбрестись, а сам незаметно юркнул во двор. Жженый без указаний остался курить у ворот, прислушиваясь к малейшему звуку. Через 20 минут Мамай вернулся слегка возбужденный, с блестящими глазами, и как отметил опытный глаз бандита, с характерно сбитыми костяшками ладоней.