Только море вокруг

— Могут. Очень даже свободно! Только заранее предупреждаю: в таком случае, Алексей Александрович, без выговора ты от нас не уйдешь. Это я тебе гарантирую на ближайшем же партбюро.

У Маркевича дыхание перехватило от обиды.

— За что? Что ты такого наделал?

Симаков ответил шутливо, но без улыбки:

— Что наделал? Давай посчитаем. От графика с ремонтом отстали? Раз! — он загнул крючковатый палец. — Хлопцы начали выпивать? Два! Работаем — лишь бы день прошел? Три! А кто за все в ответе? В первую очередь ты, временный капитан: не возглавил людей, не организовал, ждешь, пока о нас в пароходстве подумают. Не так? Нет, ты скажи, прав я или не прав?

— Хватит! — снова вскочил Алексей с дивана, на который только было опустился. — Можешь ставить вопрос на бюро!

— Погоди, погоди. Ишь, распрыгался! — Я тебя ни пугать, ни запугивать не собираюсь, а ответ перед коммунистами, если понадобится, держать заставлю. Садись, говорю! Вот так… Это, брат, все присказка была, а сказка впереди…

Он опять пододвинул к себе блокнот, глянул на одну, на другую страницу его и, сведя брови так, что между ними залегла глубокая синеватая складка, продолжал, обращаясь к старпому на «вы», как всегда это делал в чисто служебных разговорах:

— Думать надо, товарищ Маркевич. Думать, работать. А все лишнее, — Алексею показалось, что Симаков бросил быстрый взгляд на фотографию на столе, — побоку, чтобы не мешало! Вот и давайте думать. Я тут кое-что набросал. Предложения, значит. Хотите послушать?

— Прошу вас, — в тон ему, тоже очень серьезно согласился Алексей, начиная понимать, ради чего явился к нему этот далеко не застенчивый, как казалось раньше, человек.

— Так вот! — Григорий Никанорович уселся поудобнее, отодвинул блокнот в сторонку. — В первую очередь надо вызвать из города, с отгула всех коммунистов. Всех до единого! Закончим ремонт — отгуляем, а пока не до отдыха.

— Согласятся?

— Я говорю: ком-му-нис-тов! — поднял палец старший механик. — завтра в обеденный перерыв закрытое партсобрание: ваш короткий доклад о ходе ремонта. Что уже сделано, что еще надо сделать, что мешает работе и почему. Тут уж не стесняйтесь: все выкладывайте о пароходстве, поподробнее, побольше! Чтобы потом политотделу было с чем вмешаться.

— А вмешается?

— Еще как! Я говорил там, они ждут от нас материалы вот и надо все подготовить. Ну, и в заключение: как организовать дальнейшую работу на корабле? Предложения, так сказать. Это сделает Яблоков от имени судового комитета.

— Вы и с ним уже успели переговорить? — удивился Алексей.

Симаков молчал, с любопытством разглядывая его, и даже вздохнул.

— Прости меня, товарищ Маркевич, — опять переходя на «ты», заговорил он, — но иногда мне кажется, что в голове у тебя веет как бы это сказать, ветерок какой-то, что ли… Неужели, думаешь, я пришел бы к тебе, не обмозговав вопрос со всех сторон, не обсудив его с коммунистами? Одна голова — дело хорошее, но только тогда, когда она думает сама за себя и для себя. А у нас не так, мы… — Григорий Никанорович сделал паузу. — Правильно считает председатель судкома Яблоков: пора вводить задания на каждые сутки. Вечером, после работы, подвели итоги за смену, и сразу — план на следующий день, а? Хорошее дело, умное: работа любого человека — у всех на виду!

— А если… — начал старпом, все больше загораясь его настроением.

— Что?

Если не только нам так планировать работу, но и ремонтникам? Подсказать им?.. Чтобы и они не отставали, не задерживали нас.

— Дело! — скупо похвалил Симаков. — Завтра на партийном, а потом на общем собрании и это обсудим, и — давай, разворачивай, командир. Тут уж не до скуки будет, не до ста граммов и… — он осекся, еще раз покосившись на семейную фотографию Глотовых.

Но Маркевич сделал вид, будто не заметил этого взгляда.

* * *

Борис Михайлович появился на судне внезапно, когда никто из команды и не ожидал, и меньше всего желал возвращения его. Еще на пригородном пароходе, на пути к Лайскому доку он обдумал, как будет держаться с подчиненными, и мысленно обрисовал себе первую встречу с ними.

На судне, конечно, бедлам: пять дней назад «Коммунар» должен был вступить в эксплуатацию, а продолжает торчать в Лае. Можно представить, какая грязища по всему судну, сколько недоделок придется устранять ему, Ведерникову. Ну что ж, он наведет порядок. Подумать только: командир корабля проболел чуть не месяц, а старпом ни разу не явился к нему с рапортом о положении на судне!

Все больше распаляясь, Борис Михайлович по узенькой тропинке, извивающейся в невысоком лесу, зашагал к доку. Даже окружающая тишина не успокаивала, тем более, что и тишина была какая-то необычная, несвойственная столь хорошо знакомой Ведерникову Лае. Стук молотков и лязг железа там, впереди, — это понятно: в доке идет работа. Но откуда взялась музыка, почему музыка? Неужели в рабочее время играют на судне?

«Не хватает, чтобы это безобразие услышал кто-нибудь из Управления пароходства! — окончательно разозлился капитан, ускоряя шаг. — Кабаре, а не корабль!»