Только наоборот

– Э-эй, – потрясла я его за плечо. – Все в порядке?

Сигизмунд не удостоил меня ответом. Только громко икнул и, чуть раздвинув пальцы сведенных на боку рук, продемонстрировал мне желтый клюв и любопытный, но при этом очень сонный чаячий глаз.

– Хорошо, что у тебя ладони большие, – прошептала я.

– И пресс плохой, – добавил Евгений, мнения которого никто не спрашивал. – В живот с хорошей мускулатурой вдавить и спрятать птицу не получилось бы.

Сигизмунд посмотрел на него убийственным взглядом и изрек:

– Сгинь.

– Куда? – поинтересовался поэт.

– Куда-нибудь на хрен к выходу из автобуса.

– Шаг с неба в брюхо железной птицы, – наставительно заметил Евгений, – действительно напоминает акт смерти.

И, сложив руки на груди, отвернулся.

Сразу после посадки в самолет я ухватила Сигизмунда за локоть и запихнула его в крошечную туалетную кабинку. Вместе с сумкой. Чтобы произвел акт переселения чайки в нужное место, пока бортпроводники не заметили неладное. Благо, что наши места были в последнем ряду, и не пришлось идти через весь салон.

Мне досталось сиденье рядом с Евгением, и я уже предвкушала самый поэтический полет в жизни (даром, что их у меня было немного) и самый длинный. Потому что во время путешествий на Кубу и в Перу я спала. А тут не сомневалась, что культурная программа будет слишком богатой, чтобы тратить время на какой-то пошлый отдых для организма. Но попытаться все же стоило.

Сигизмунд же сидел через проход. В соседи ему досталась кудрявая сухонькая женщина, на вид – типичная питерская интеллигенция в пятом поколении: очки на цепочке, шпильки в волосах, клатч на коленях и томик Тургенева в кармане на спинке впереди стоящего кресла. Я тут же попыталась поменяться с ней местами, справедливо решив, что с господином поэтом у них найдется масса общих тем для разговора, но пассажирка тут же возмутилась, сообщила, что сама зарегистрировалась на конкретное место и никому не намерена его уступать.

Ладно.

Всё.

Я пристегнулась, сложила руки на груди и сделала вид, что мгновенно заснула. Сладко и неотвратимо. До прилета в аэропорт с геопоэтическим названием Апатиты.

Однако уже через минуту после того, как мы оторвались от земли, произошло сразу несколько вещей.

С полки наверху, куда мы засунули сумку с Карлом, донесся громкий дребезжащий звук. Если не знать, что это такое, можно было заподозрить вибрацию и неполадки в креплении полки. Если же знать, где искать, – обнаружить вдохновенно храпящую чайку.

Не успела я подумать, как справляться с возникшей проблемой, как Сигизмунд сказал:

– Ох.

Я перевела на него взгляд и вмиг поняла, что вопрос храпящего пернатого уходит на второй план. На лбу у его котейшества выступили капли пота, лицо подозрительно побледнело, а в пальцах он сжимал только что отломанный кусок откидного столика. Я протянула руку и тронула Сигизмунда за плечо.

– Тебе… страшно?

– Да, – чуть слышно признался Сигизмунд, с трудом разлепив губы. – Как оказалось. Еще долго?

– Раз восемьдесят по столько же, – сочувственно прошептала я.

– О-о-о, – протянул Сигизмунд.

– Что такое? – перегнулся через меня Евгений. – Тошнит? У меня был приятель, его всегда тошнило при взлете и посадке, и…

И тут я поняла, что притвориться спящей категорически не удастся. Не говоря уже о том, чтобы по-настоящему поспать. Если я сейчас не приму огонь внимания поэта на себя, полет мог бы завершиться воистину трагически.

– Скажи, а ты часто летаешь этим маршрутом? – мило спросила я и для верности коснулась локтя Евгения. – Можешь сказать, что это за речка там, внизу?

По правде сказать, речка меня мало волновала.

Так же как и деревни.

И лесополосы.

И автомагистрали.

А потом кучевые облака.

И перистые.

И прихотливая игра света на крыле самолета.

Зато Евгений, рассказывая про все это, не обращал ни малейшего внимания на его котейшество. Который смотрел в одну точку, стоически принимая неожиданную поддержку от соседки:

– Хотите водички?

– Знаете, мне корвалол помогает. Хотите поделюсь?

– Обязательно следует обтереть лоб влажной салфеткой.

– Скажите, а вы пытались прорабатывать этот страх с психологом?

– Кстати, меня Ираидой зовут, а вас?

– Когда у такого красивого мужчины есть простые человеческие слабости… Это так мило. Нет, это просто завораживает!

Так.

Я правильно расслышала?

Интеллигентная кудрявая соседка откровенно клеила Сигизмунда. Который, к сожалению, никак не мог оценить свой первый выстрел из лука амура в сердце смертной женщины. Потому что явно был занят размышлениями о вечном. А еще через каждые пять минут вставал, открывал полку и поправлял сумку ударом кулака. После этого «вибрация» «птичий храп» прекращалась. На следующие пять-шесть минут.

Так мы и летели.

А когда самолет уже заходил на посадку, Евгений вдруг хлопнул себя по лбу и просиял.

– Алла! Алла! Я только сейчас понял, зачем ты попросила меня поучаствовать в перформансе.

– Да? – скептически спросила я. Уж точно не ожидая правильного ответа про пробуждение незнамо где заснувшей чайки.